Кот стоит у моей правой ноги, трясется сильнее, пытается залезть на кроссовку. И громкий, грозный лай все ближе.

- Твою ж…

Впереди в пяти метрах от кота и от меня маячит морда чьей-то собаки. Ротвейлер. Здоровый, как лось. Черный, как моё чувство юмора, и такой же злой. Ну или не злой, может, это выражение на его морде – признак вселенского счастья. Хотя с каждой секундой эта надежда тает.

Собака приближается, кот жмется ко мне.

Ну не-е-е-т.

- В жопу пошел, - показываю я собаке фак, вздыхаю и поднимаю комок сопливого грязного меха за шкирку.

Шерсть у него гадкая: липкая и мокрая, на носу висит очередная сопля, уши тоже все еще те же – огромные, как у летучей мыши, и глаза по-прежнему желтые и смотрят на меня недоверчиво и серьезно.

Я резко поворачиваюсь в сторону дома, поглядывая через плечо на огромную скалящуюся псину, и стараюсь побыстрее скрыться в подъезде, из-за угла наконец-то выруливает хозяин красавчика, выкрикивая его кличку. Дружелюбного парня зовут Принц. Не в обиду, но с такой мордой он больше похож на Джигурду после запоя. Хотя и моя находка особой красотой не блещет. Напоминает гремлина из старого поганого ужастика.

Поэтому сопливое черно-грязное чудовище я держу на вытянутой руке, другой капаясь в телефоне в поисках ближайшей ветеринарки, костяшкой пальца нажимая на свой этаж в лифте.

Ветеринарка в пяти километрах, круглосуточная. И это однозначно хорошая новость.

Дома я сую кота в рюкзак, мою руки, потом подхватываю ключи от моего сладкого мальчика и спускаюсь в гараж.  

Вечер перестает быть томным.

Чудовище в рюкзаке копошится и пищит. Но писк я слышать перестаю сразу после того, как завожу мотор. Дорогу не запоминаю, меня гонит в спину… рюкзак на этой самой спине. По совершенно непонятной мне причине. В конце концов, это просто кот. Почти в мешке.

Ветеринарка какая-то сильно пафосная, но надеюсь, что хорошая, девушка на стойке смотрит на меня и шуршащий и пищащий у меня в руках рюкзак удивленно-снисходительно, старается сохранять на лице вежливую улыбку, но получается у нее… примерно так же, как и у меня.

Я вжикаю змейкой, извлекаю на свет громко мяукающего оборванца, сажаю его на стойку, зажимаю шлем под подмышкой.

- Здравствуйте. У меня - вот.

Девчонка шарахается от меня и от кота к стене, улыбка слетает с губ, как будто ее там никогда и не было.

- У-уберите его, девушка.

Почему она его испугалась мне совершенно неясно. Может что-то не так с ним, чего я не заметила, а может, и со мной.

- Конечно уберу, скажите только куда, - пожимаю плечами.

Кот восседает на белой гладкой поверхности аки царь, вертит слишком большой треугольной башкой по сторонам, уши-локаторы живут собственной жизнью.

- А вы зачем к нам пришли? – брюнетка не сводит глаз с сопливого голодранца. Я меланхолично наблюдаю за тем, как очередная сопля стекает из носа-кнопки на глянцевую поверхность. Эта сопля длиннее, чем все остальное тело кота. Непонятно, как вообще в нем поместилась.

- Вот собственно поэтому и пришла, - тычу я пальцем в слизь. - Ну и на всякое прочее проверить, чем обычно болеют бездомные коты. Бешенство тоже. И помыть.

- Бешенство? Помыть? – тупо переспрашивает девочка, теперь с каким-то суеверным ужасом косясь на меня, кота и рюкзак в моих руках.

Да. Рюкзак я думаю сжечь.

- Ну, лучше, наверное, именно в таком порядке. А вообще будет круто, если вы его куда-нибудь определите.

- Это куда? – хлопает девочка ресницами. Классные, кстати, ресницы, наращенные, а выглядят почти как свои. Очень здорово сделано.

- Да мне-то откуда знать? В приют?

- Девушка, мы не определяем питомцев в приют. Мы только лечим. Усыпить еще можем.

Ага. В теории и я могу его усыпить. Странно, но никогда мне не приходилось извлекать душу из животного. По идее, не должно быть слишком сложно.

Я смотрю на кота.

И стоило его тогда от собаки спасать и сюда тащить?

Фу. Эли.

- Не надо никого усыплять, - качаю головой. – А вот…

В этот момент за спиной открывается дверь, мелодично дребезжит колокольчик, слышится цокот каблуков, шорох одежды, чувствуется запах приторных духов. 

- Вероч… - женщина за моей спиной осекается, глотает последние звуки обращения. Я лопатками чувствую чужой взгляд. Не могу сказать, какой. Непонятно.

- Добрый день, Алла Николаевна, - моментально берет себя в руки Верочка, очевидно, собирается, выпрямляется, расплывается в сладкой улыбке. – Заберите это со стойки, - шипит уже мне, выхватывая какой-то листок из пластиковой папки и протягивая мне вместе с ручкой. – Заполните.

Я беру найденыша, засовываю назад в рюкзак, беру протянутый лист и ручку, отхожу немного вбок.

Верочка судорожно прыскает чем-то на стойку и так же судорожно начинает ее протирать бумажным полотенцем. Запах едкий, и у меня от него слезятся глаза. Еще больше они начинают слезиться, когда я вижу то, что написано на листе.

Это какая-то анкета, в которой меня спрашивают о фамилии, имени и так далее, просят телефон и адрес почты. С этими строчками я справляюсь достаточно быстро, а вот дальше нападает ступор. Потому что дальше идут вопросы, касающиеся кота: кличка, возраст, на что жалуется.

Я прям так и представляю себе, как шерстяной сопливый уродец открывает пасть и хриплым, прокуренным басом выдает: «аллергия у меня, на тупых баб». И это совершенно не имеет никакого отношения к девочке за стойкой.

Приходится открывать рюкзак снова. Но кота я не вытаскиваю, заглядываю внутрь.

- И как тебя зовут? 

Ответом мне – лишь подергивание ушами.

Ладно, что я знаю о котах? Не особенно много, на самом деле. Вообще, мне известно всего три кота: «Бегемот», «кот Шредингера» и «Черч» - милый пушистик из Кинговского «Кладбища». И этот кот пусть и не в коробке, но в рюкзаке – почти как в коробке. И не с кладбища, но выглядит – почти как оттуда.

- Будешь Шредингером?

Животное пищит. Кажется, что снова недовольно.

На Шредингера он конечно тянет примерно как сегодняшний ротвейлер на Принца. И дело совершенно не в отсутствии круглых очков.

- А Черчем?

Кот сопит, скребет лапой бок рюкзака. А мне вдруг отчаянно хочется вискаря, потому что чувство, что я вляпываюсь непонятно во что, крепнет с каждой секундой.

- Вискарь?

Оборвыш издает очередной непонятный писк и крутится внутри рюкзака секунд пять, а потом сворачивается на дне клубком.

- Отлично, так и запишем: Вискарь Шредингера. Потому что у всех должна быть фамилия, даже у бездомных.