Только ради Ефима Ароновича, — улыбнулся Го­родецкий, протягивая руку Андрею. — Договорились.

Что-то я не пойму... Как теперь к вам обращать­ся? То ли господин Вест, то ли Андрей Андреевич? — спросил Фишкин.

Как старший по возрасту, называйте просто Ан­дреем.

Не будет ли прокола, Андрей? Суммы-то могут быть с шестью ноликами...

Исключено. Особенно если суммы с шестью но­ликами.

Феноменально, — прошептал Фишкин. —Ты, ве­роятно, понял, Андрей, что и мне приходилось дер­жать в руках картишки. Но подобного я не то что не видел, но даже не мог представить.

Подобного в мире карт еще не было.

Что? Как? Каким образом? Хотя бы в двух словах!

Вы уже сказали одно, достаточно емкое слово, — чуть усмехнулся Васильев.

Гений, — проговорил Фишкин.

Ну что же, господа, — поднялся Городецкий. — Сейчас мы попаримся, искупаемся и двинем. Прове­рим гениальность на деле.

Андрей взял две стодолларовые купюры, сунул в на­грудный карман, остальные деньги отодвинул в сторону.

Будущих друзей или, если желаете, хозяев я не граблю, — сказал он.

Будем ли мы тебе друзьями или хозяевами — по­кажет время, — помедлив, ответил Городецкий. — Пока же скажу так: мы люди чести, особенно если это каса­ется карточной игры. Возьми. Ты их заработал. Вижу, хочешь стать богатым. Но знай: у богатых есть свои неудобства. Жареный петух тебя еще не клевал? Вот и не дай Бог... А теперь идем париться и купаться.

Проходя цветочной галереей, ведущей к сауне, Го­родецкий внезапно спросил:

А что ты там вякал о моем отношении к казино?

Тебе лучше знать.

Ты, Андрюша, отвечай, когда тебя спрашивают очень даже дружелюбно...

Любая шлюха скажет, не говоря уже о пьяных козлах.

Начитался ты, Андрюша, плохих детективов, — усмехнулся Городецкий. — Значит, интересовался?

А как, по-твоему, я вышел на тебя?

И о чем же тебе поведали пьяные козлы?

Найди, говорят, Алика Попа, и будет все о’кей. Я и нашел.

Ладно, — сказал Городецкий. — Замнем.

Сауна была шикарная, из чистой розовой осины, жар стоял такой, что потрескивали волосы. Бассейн, отделан­ный снизу зеркалами, голубел водой, пахнущей морем.

К полуночи они все трое, в сопровождении двух ма­шин, в которых расположились телохранители, при­ехали в Москву и остановились возле ближайшего ка­зино. Пробыли там около часа, потом побывали во вто­ром, в третьем. К утру Андрей отсчитал Городецкому положенные сорок процентов.

Будем работать, — сказал Городецкий. — Но ак­куратно. Мы несколько перегнули. Поедешь в Ниж­ний. Там есть где разгуляться. Лады?

Лучше бы в Монте-Карло.

А что? — вскинулся Фима Фишкин. — Идея!

Обмозгуем, — не сразу ответил Городецкий. — Ты чего сник, Андрюша? Устал?

Машина моя...

В два часа подгонят к дому. Или ты на «мерседе­се» хочешь?

Отвези меня домой.

Отвезут. Садись во-он в ту тачку, — указал на коричневый «БМВ» Городецкий. — Отвезут, а если пожелаешь, то разуют, разденут и спать уложат.

Я уж как-нибудь сам, — хмыкнул Андрей.

Тогда будь здоров.

До скорого.

Зайдя в квартиру, Андрей вывалил на диван груду долларов, долго смотрел на них, потом подошел к две­ри и впервые за много лет подумал о том, что просто- таки необходимо сменить старенькие замки на новые, более совершенные.

С этой ночи круто изменилась жизнь Андрея Анд­реевича Васильева.

Андрей был единственным ребенком в семье полков­ника госбезопасности, работавшего, кстати, под нача­лом генерала Стрельникова, отца будущего вице-пре­мьера Ларисы Ивановны. И генеральская и полковни­чья квартиры находились в одном доме, на Кутузовс­ком, и даже в одном подъезде. В этом же элитном зда­нии проживал и ответственный сотрудник китайского консульства Степан Захарович Саргачев, естественно, также имевший отношение к органам, отец Валерия Саргачева. Правда, квартира Саргачевых частенько пу­стовала из-за частых длительных командировок отца, но никто никогда в нее не вселялся. Мир детей, роди­тели которых или стоят у власти, или находятся близко к ней, очень узок. Они, как правило, дружат между собой, выходят замуж или женятся друг на друге, бра­ки их, за редким исключением, бывают несчастливы­ми, и это неудивительно, потому что с детских лет ви­тает над ними дух какой-то недосказанности, зависти и недоброжелательства. Дружили с первого класса и Лариса Стрельникова, и Валерий Саргачев, и Андрей Васильев. У Андрея обнаружились прекрасные мате­матические способности, и никто не сомневался, что после окончания школы он пойдет в Бауманский или в МАИ, но он поступил на юридический в МГУ, куда пошли Лариса и Валерий, так, по привычке, чтобы быть вместе. Учился Андрей в отличие от друзей ни шатко ни валко, без желания, а потому после защиты дипло­ма ему было все равно где работать, в НИИ ли, на теле­видении или в любой юридической консультации. А тут еще эта несчастная любовь. Нужно ли говорить о том, в кого влюбился Андрей, как, впрочем, и Вале­рий? Но если Валерий скрывал свое чувство, то Андрей ходил по пятам за Ларисой, ныл, унижался. «Да что вы, мальчики, спятили, в самом деле?! — смеялась Ла­риса. — Я за академика собралась!» Она и впрямь вышла замуж за академика, головастого такого малого, кото­рый, кроме своих формул и какой-то хитрой машины, смонтированной им в Дубне, совершенно ни в чем не разбирался, если за шесть лет совместной жизни не мог сделать ребенка. Впрочем, дело могло быть и не в муже-академике: до Андрея начали доходить слухи о связях Ларисы с другими мужчинами и о том, что она, якобы еще задолго до замужества, сделала неудачный аборт. Если Валерий, как истинный мужчина, искал забвения в афганской, войне, то Андрей, как говорит­ся, загудел, тем более что следить за ним стало некому: отец после чистки в органах уехал на Владимирщину, в родимый деревенский дом, мать, разумеется, после­довала за ним, и теперь они, получая приличные пен­сии, живут припеваючи, ухаживая за годовалым быч­ком Еремкой, вишневым садом и многочисленными ку­рами. Квартиру на Кутузовском пришлось сдать — слишком велик был метраж для одного Андрея. Посе­лили там какого-то новоявленного генерала из моло­дых, сам же Андрей, не без помощи поселенца, пере­ехал в однокомнатную, в дом рангом пониже, правда, в центр, на Остоженку. Загудел Андрей капитально. Из НИИ, где был юрисконсультом, ушел, распродал кое- какой китайский фарфор, картины, но обширную, бо­гатую библиотеку хватило ума не тронуть. Алкаши, с утра до вечера сидящие во дворе за домино и картами, при виде Андрея уже приветственно помахивали рука­ми, а иные и вовсе запанибратствовали, лезли обни­маться, справедливо ожидая появления из кармана юри­ста очередной бутылки, но в один прекрасный вечер Андрей полностью прекратил с ними всяческие отно­шения. А случилось так.