И еще: они с Эйдом глубокой ночью бродят по Бристолю. Дойдя почти до Брэндон-Хилл, они видят старика, который лежит наполовину на дороге, наполовину на тротуаре. Он пьян в стельку. Из-за акцента они не сразу разбирают его бормотание. Ноги, говорит он. Я не могу встать. Ноги не ходят. Ходят ваши ноги, говорит ему Эйд. Ну же, вставайте. Они поднимают старика. В нос ударяет запах виски и новенькой кожи. Они вдвоем поддерживают его, обхватив за плечи. Я не могу идти, твердит он все время, пока они ведут его домой. Подвели меня мои ходули. Он говорит, что ему семьдесят два года, и объясняет, где живет. Вы ангелы, небесные ангелы, говорит он. Заменили мне ноги. Может, зайдете в гости? У меня есть коробка печенья. У него комната в блочном доме. Войдя, он включает свет. В одном конце комнаты унитаз, ширма отодвинута. В другом — раковина и плита с конфорками. В центре комнаты — кровать. Старик падает на нее плашмя. Мои ноги, говорит он, совсем не желают ходить. Эйд делает большие глаза. Он показывает на свисающие ноги старика. Его штаны заправлены в высокие ковбойские сапоги. А сапоги сияют; они великолепно прошиты; на бежевой коже ни пятнышка грязи. Только под коленями и у щиколоток складки. Через минуту старик уже храпит во сне. Эйд осторожно снимает с него сапоги. Они решают переночевать; Эйд уверен, что старик не будет против. Рядом с кроватью — кусок ковра, довольно большой; они вдвоем отлично на нем поместились, только ступни Эйда оказались на линолеуме, а хитрая Же легла, положив ноги на него. Она поджимает ступни. Проводит пальцами по ногам Эйда; на ощупь они волосатые, с упругими, крепкими мышцами по всей длине. А первое, что она видит, проснувшись наутро, это старые сношенные ботинки Эйда рядом с офигенными сапогами старика. Ботинки Эйда приняли форму ступней. Продетые в дырочки прочные зеленые шнурки, благодаря которым ботинки держатся на ногах, завязаны, чтобы не обтрепались концы. В то утро, вытянувшись во всю длину на куске потертого ковра, Же зевнет, слушая близкое дыхание Эйда, и будет наблюдать, как ослепительный луч солнца карабкается по двум парам ботинок. Потом она будет часто вспоминать то утро, и солнце, и ботинки, как один из редких моментов, когда она была абсолютно счастлива.

Ну вот, опять. Женщина в форме что-то говорит, но Же мутит, и она слушает вполуха. Она смотрит на туфли женщины. Совсем новые, модные, на толстой подошве из прессованного пластика, придающей обуви современный и одновременно допотопный вид.

Женщина поднимается. Но вдруг быстро приседает и что-то поднимает. Держите, говорит она Же, протягивая руку.

Между большим и указательным пальцами у нее тот самый однопенсовик, который не могла подобрать Же.

Же кивает и берет.

Она ваша, говорит женщина. Чуть не сбежала.

Женщина выпрямляется и уходит. На мгновение застывает на краю тротуара у дороги, глядит налево, направо.

Пока, бросает она через плечо.

Она идет по тротуару обратно, поднимается по ступеням и исчезает в отеле. Стеклянная вертушка вспыхивает бликами: тьма, свет, снова тьма, и снова свет. Же подносит пенс к кучке мелочи у колена. Бросает вниз. Новая монетка тихо звякает, здороваясь с товарками.

Приближается человек, нагруженный покупками.

(Пдт мнтк)

Безнадежно. Больше никого не видать. Же накрывает кучку мелочи уголком одеяла. Вытаскивает из-под себя одну ногу, медленно. Потом вторую, тоже медленно. Уже хватит кашлять. Она старается кашлять потише, ведь ее могут услышать в отеле. Она поднимается на ноги, оттолкнувшись от стены отеля. Ее мутит; она сплевывает. Обычное дело, когда встаешь после долгого сидения. Она восстанавливает дыхание, ждет, пока поток машин поредеет, и начинает свой путь. Бордюр; помни, Же, надо шагнуть вниз. Один шаг, другой, третий, шаг за шагом; вот полдороги и пройдено. Машина; жди. Еще машина. Пора. Один шаг, другой, третий. Бордюр; шаг вверх.

Сердце Же прыгает от радости. Она кашляет. Смеется. Девчонка не взяла деньги, вот они лежат на тротуаре.

Она опускается на ступеньку и считает. Неплохо, фунта тридцать два — тридцать три. Тридцать три фунта за час-другой, да, славный улов. В десять раз больше, чем у Же. Покажи девчонка свое лицо, они дали бы еще больше. Да не важно. Не важно. Хороший сегодня день, думает Же, ей здорово везет, во всяком случае пока.

С этой стороны дороги отель не просто бросается в глаза. Такое впечатление, что вся улица была построена ради отеля. Он застыл перед Же в позе большого послушного пса. Здание освещено изнутри; фонари, расположенные по всему фасаду, придают ему роскошный, дорогой и загадочный вид. Из стен торчат голые флагштоки; флаги вешают только летом, для туристов, догадалась Же. Если присмотреться, фасад отеля напоминает лицо. Симметричные тенты по обе стороны входа — веки, а шрамом поперек обоих — надпись «ГЛОБАЛ». Чем выше этаж, тем меньше окна. Некоторые освещены. И все наглухо закрыты. Дорогие шторы смотрятся весьма эффектно. Между ними видны одинаковые лампы. Внизу на уровне первого этажа отель окружает ограда с остроконечными зубцами, выкрашенными в белый цвет. Же вспоминает, что у них в школе была девочка со шрамом на подбородке, она упала на такую вот ограду; острие прошило ей подбородок, рот и язык. Бедняжке накладывали швы.

Над дверью-вертушкой, не уступающей по размерам самому широкому из окон, на каменном своде арки высечена головка не то ребенка, не то ангела, не то амура. От головки отходит одно-единственное крыло, обрамляя каменный лик на манер аккуратной бородки. Несколько столетий назад кто-то стоял на стремянке и высекал детское личико, отрезая куски камня, словно ломти пирога или каравая. Здание отеля весьма старинное. Же думает, сколько же заплатили тому резчику. Много. По трудам. В те времена, должно быть, несколько пенсов. Она думает, интересно, где в конце концов очутились каменные осколки после того, как резчик закончил головку, перья и другие украшения вокруг двери и окон нижних этажей.

Она начинает собирать монеты с тротуара. По-зимнему темный, холодный, пустой город. Улицы пустынны. Больше ей сегодня нечего ловить.

Заморосил дождь.

Она может занять место рядом с видеотекой, если ее еще не опередили.

Женщина из отеля сказала, что похолодает. Но Же и без того ощущает пронизывающую дрожь.

Она может пойти в ночлежку. В ночлежном доме установлены следующие правила:

а. Места предоставляется только тем, кому иначе пришлось бы ночевать на улице.

б. На территории ночлежного дома запрещено употребление наркотиков и спиртных напитков.

в. Во время пребывания в ночлежном доме постояльцы обязаны вести себя подобающим образом.

г. Постояльцы обязаны вести себя уважительно по отношению к жителям соседних домов по дороге в ночлежный дом и обратно.

д. Ночлежный дом открыт с 17.00 до 9.00. Постояльцы обязаны покинуть ночлежный дом до 9.00 утра.

Же старается не ночевать там без крайней необходимости. Ночлежка — это обыкновенная комната, где всю ночь не смолкает громкое сопенье, кашель, храп, вопли десятков спящих или проснувшихся людей. В многоярусных стоянках (можно выбрать из трех) лучше, спокойнее, как правило, теплее, и, смотря, кто из охранников дежурит, есть гарантия, что не придется с кем-то разговаривать или трахаться. Только блеск кузовов да масляные пятна на полу, там, где машины стояли вчера и будут стоять завтра. С одиннадцати вечера и до семи утра на верхних ярусах сравнительно спокойно. Тут часто валяются монетки, оброненные автомобилистами в поисках мелочи для билетных автоматов. Свет горит здесь всю ночь. Низкие стены надежно защищают от сквозняка. Много удобных ниш, куда можно привалиться спиной. Видеокамеры; безопасность. Никто тебя не трогает. Как правило.