— Прямо-таки какой-то дикий парадокс. Значит, они согласны на что угодно, чтобы только не быть бок о бок с инопланетянами? И это осознание дает им силы?

— Десятикратные! А может, стократные. Но здесь есть одно «но» : эти люди, как никакой другой народ, подвержены влиянию пророков… Пророков в кавычках, конечно… Они доверчивы, как дети и верны своим пророкам тоже как дети… А пророки-то — бандиты, кровопийцы, чего поклоняющиеся им не видят. И пока мы этих самозванных пророков не поставим на место, все будет продолжаться… Надо разорвать пуповину.

Шторм, слушая своего бывшего слушателя, видел, как тот волнуется, хотя внешне это никак не выражалось… Лишь на лбу, ближе к виску, трепетно пульсировала голубая жилка.

Путин вышел на кухню и вскоре вернулся с бутылкой фанты и пластмассовыми стаканчиками. Налил себе и Шторму.

— Наверное, я вам надоел своими разговорами, хотя прекрасно понимаю, что эта тема гипертоническая…

Он проводил гостя до машины и подождал, когда она выедет в открывшиеся ворота. В тихом вечере еще клубился сизый дымок, когда Путин взошел на крыльцо, оборотил лицо к бледнеющему небу. Две или три зеленоватые звездочки уже жили там своей жизнью, навевая какие-то странные отрадные ощущения…

Рейсовый на Воронеж так и не вылетел, как ни уговаривал Платонов начальника аэропорта Горохова. Не помогла ему и бумага, подписанная Касьяновым и которая давала ему высокие, можно сказать, чрезвычайные полномочия. В ней также говорилось, что власти всех уровней обязаны выполнять требования предъявителя этого документа. Однако Горохов, ссылаясь на приказ своего министерства, был неумолим и тоже потрясал перед носом Платонова этим приказом.

Однако в Воронеж он все-таки попал в тот же день, поздно вечером. Пришлось из аэропорта гражданской авиации направиться на военный аэродром, откуда на транспортном самолете со своими людьми он и вылетел в Воронеж. Но и там его преследовали неудачи: в районе Воронежа шел дождь, а шквальный боковой ветер делал посадку более чем проблематичной. И когда второй пилот, подыскивая подходящие слова, начал что-то мямлить насчет того, что возможно придется лететь на другой аэродром, что тоже не сахар, поскольку в баках осталось мало керосина, Платонов разъяренный вошел в кабину и доступно объяснил командиру борта, за чем он летит в Воронеж. И хотя он ни с кем не должен был делиться оперативной информацией, тем не менее, обстоятельства вынуждали быть откровенным:

— Чтобы вам было понятно, почему я требую немедленной посадки в Воронеже, я напомню вам 26 апреля 1986 года… Эта дата вам о чем-нибудь говорит?

Командир, довольно молодой человек, поднял свой взор к верхней доске приборов и пожал плечами.

— Я не календарь, и действую в соответствии с ситуацией, а ситуация, скажу я вам, аховая… Боковой ветер почти 20 метров в секунду, мокрая полоса…

— А слово «Чернобыль» , вам о чем-нибудь напоминает? — Платонов положил руку на плечо командира. И уже мягче: — Прошу вас, если можете, выпускайте шасси и приземляйтесь, клянусь мамой, время не ждет…

Дважды самолет заходил на посадку и дважды диспетчеры уводили его на новый круг. Из самолета было видно, как сквозь сплошную стену дождя изломанными пятнами высвечивались аэродромные огни и снова уходили в ночь.

Платонов видел, как пилот старается справиться с машиной, и когда в очередной раз его хотели увести на другой круг, он, стиснув до боли зубы, пошел на посадку. Машину трясло, будто кто-то трепал ее по всем бокам гигантской битой. Но огни ВПП тем не менее неумолимо приближались и когда колеса коснулись бетонки, Платонов понял, что, возможно, в эту минут он избежал самого страшного. Но тут свалилась новая напасть: мокрый, скользкий бетон, ни в какую не желал сцепляться с видавшими виды протекторами шасси. Прокатившись по полосе метров 800, самолет развернуло на 45 градусов и он юзом стал утюжить землю. Его снесло на грузовую площадку, правым крылом он сбил железобетонную опору и, возможно, это столкновение в какой-то степени погасило опасную инерцию. Проехав еще метров 70, машина замерла и в кабине наступила абсолютная тишина, если не считать шума бортового кондиционера.

Платонов видел, как с подбородка пилота стекали капельки пота, и как его руки, судорожно сжимавшие штурвал, не хотели от него отрываться…

Перед выходом на трап, Платонов спросил у командира его фамилию и фамилию второго пилота и пообещал доложить о их решительных действиях президенту Путину.

На КПП их уже ждали: командир летного полка Василий Грибанов, подполковник УФСБ Александр Бобров, начальник Воронежского РУБОП полковник Федор Глыба и представитель Минатома России Виталий Ивонин. Все они были в защитных накидках, с откинутыми капюшонами.

Через сорок минут они подъехали к АЭС. Представитель Минатома Ивонин по телефону попросил разрешения на въезд и вскоре высоченные кованные ворота бесшумно раздвинулись и машина въехала на территорию станции.

— Разве сюда можно попасть без пароля? — спросил Платонов представителя Минатома.

— Нет, конечно, но характеристики моего голоса у них в программе. Здесь все держится на последнем слове электроники.

— Тогда почему, при нашем въезде, в воротах никого не было? Вслед за нашей машиной могло проскочить любое другое транспортное средство, вплоть до танка…

На лице Ивонина появилась выражение, которое бывает у учителя, рассказывающего ученику прописные истины.

— Это только кажется, что там никого не было… Во-первых, сюда запрещается въезжать в автомобилях с затемненными стеклами, — кивок в сторону окна машины. — Во-вторых, соответствующая аппаратура просветила автомобиль вдоль и поперек. Оружия нет, взрывчатки тоже — путь свободен…

— Любопытно, — только и нашелся что сказать Платонов. — Я знал, что у меня есть допуск на станцию, но что все так непросто… Не предполагал…

— Эту систему у нас позаимствовали американцы, — с ноткой гордости проговорил полковник УФСБ. — Так что фирма веников не вяжет…

«Это еще надо посмотреть», — подумал Платонов, и через окна взглянул на освещенные внешними прожекторами обводы атомной станции. Само здание напоминало белоснежную коробку высотой с девятиэтажный дом, но без окон. Три силуэта реакторов виднелись слева административного здания, из их труб растерзанными ветром облачками вырывались пары. Машина подъехала к еще одним, более низким, воротам, от которых в их сторону шло трое вооруженных людей. Двое других находились у ворот, направив стволы автоматов в их сторону.

— И все-таки электроника электроникой, а человеческий фактор надежнее, — сказал полковник РУБОПа. — И правильно, это мне больше нравится.

— Комплексные меры, которые, кстати, с Центром тоже согласованы, — последние слова Ивонина явно относились к Платонову.

Он знал систему охраны АЭС, но на практике столкнулся с нею впервые — начальником антитеррористического Центра он был назначен уже после избрания Путина президентом.