Вики Дуглас проявила гораздо большие способности к внедрению в националистические круги, чем Быстрый Ник Картер. Перед тем как прийти к лесбийскому сепаратизму она несколько раз встречала лидера Классовой Справедливости. Когда она впервые услышала его выступление, она подумала, что он – женоненавистник. Стоячие овации, которые устраивали Нику мужчины-активисты во всех местах, где тот выступал на собраниях Классовой Справедливости, подтолкнули Дуглас к разрыву с анархизмом и переходу в лагерь борцов за женскую эмансипацию. По понятиям Вики, Картер был обыкновенный хуй, которого свержение капитализма интересовало лишь потому, что у патриархата будет больше шансов выжить в том случае, если мужчины смогут подняться над классовыми различиями, которые их разъединяют. Освобождение человечества не имело ничего общего с разновидностью анархо-радикализма, которую исповедовал бывший лидер Классовой Справедливости. Его политика преследует глубоко личные интересы, прикрытые для виду тонким слоем альтруизма!

Когда Картер начал появляться в националистических кругах, именно Вики первой увидела в нем угрозу безопасности. Ее не удивляло то, что Ник обратился к фашизму в зрелом возрасте. Мужчинам свойственно более открыто выражать свои реакционные взгляды, по мере того как они стареют. Вики никогда не играла серьезной роли в анархизме, однако, ей пришлось обезопасить себя, выставив его стукачом до того, как у него самого появилась возможность на нее настучать. И хотя Дуглас имела преимущество, поскольку была надежно прикрыта, она не могла рисковать сейчас, когда ее планы были так близки к осуществлению.

Вики потребовалось три года на то, чтобы по-настоящему приблизиться к Чингиз И-Гунну. С самого начала Дуглас знала, что Гунн – мазохист. Однако Вики затратила много сил, прежде чем высший жрец Церкви Адольфа Гитлера поверил ей настолько, чтобы открыто давать волю своим страстям извращенца в ее присутствии. Хотя не надо было быть семи пядей по лбу, чтобы понять, как у Чингиза дела обстояли на самом деле. Вики знала, что все мужики – пассивные зануды, которые любят одеваться в женскую одежду и торчат оттого, что кто-то стегает их пучком колючек. Но так как мужчины боятся своих собственных желаний, они пытаются доказать, что они активные – а это неизбежно приводит к жестокому обращению с женщинами. Именно этим объясняется все те жестокости и насилия, которые совершались на протяжении столетий анти-полом.

После нескольких лет тяжелой работы Дуглас поставила Гунна в ту позу, в которой она и хотела его видеть – на колени. А сама она возвышалась над этим жалким образчиком мужской посредственности. И хотя Чингиз был одет в короткое платье французской служанки, этот наряд не сделал его красивее. На самом деле он выглядел просто хуево, потому что швы его чулок были перекручены, а косметика, наляпанная на лице, размазалась.

– Прочитай это! – приказала Вики, протягивая Гунну лист бумаги, на котором было написана фраза.

– Я – говно, – нараспев произнес Чингиз, – последнее, самое настоящее говно.

– Произнеси это убедительно! – изрыгнула Дуглас и носком своего «Доктора Мартенса» ударила Чингиза по яйцам.

Чингиз взвыл и на этот раз повторил с большим чувством фразу, которую он при первой попытке запорол. Неожиданно он понял, что Вики имела в виду. Его извращенные взгляды уходили корнями в патриархальное общество, и поэтому вся его политическая платформа была абсолютно не в пизду кобыле. Основной конфликт современного мира не расовый, а половой. Гунн решил, что он соберет всю свою паству и сообщит им, что уходит с поста лидера Церкви Адольфа Гитлера. Дуглас займет его место и тут же распустит организацию только для того, чтобы вновь открыть ее под названием Церковь Валери Соланас. В качестве благодарности за содействие, Чингизу разрешат присоединиться к Мужскому Вспомогательному Подразделению. После этого он сможет расслабиться, присесть и насладиться зрелищем того, как мужской пол постепенно сдаст свои позиции и уйдет в полное забвение.

Группа Объединенного Действия Ютов проводила собрание в ратуше Хакни. Снова ряды крайне левых и ультраправых стояли напротив друг друга, и только тонкая синяя цепь полицейских между ним не давала вспыхнуть по-настоящему серьезным беспорядкам. Число демонстрантов с каждой стороны, однако, сильно сократилось из-за того, что за несколько недель до того у кенотафа многие бойцы получили ранения. Кроме этого Ист-Энд являлся центром сквоттерской анархии, а этих крутых ребят невозможно было мобилизовать на поддержку национализма ни под каким видом.

– Нет папству! Скинем деревянные колодки! – выло пятьдесят фашистов-активистов, которые протестовали против убийства британских солдат сепаратистскими трусами из Кента.

– Белые, красные и голубые, срать мы на вас хотели! – слажено пела сотня или типа того сторонников Спартаковской Рабочей Группы и Лиги Рабочих.

Казалось, что этот приятный вечер не кончится ничем особенным: после взаимных оскорблений участники пропустят пару-другую пинт в соседнем пабе и разойдутся по домам. Нацистов было, по крайней мере, в два раза меньше, но они чувствовали себя хозяевами, наверняка зная, что полиция оградит их от находившихся в большинстве левых. Обе стороны были уверены в том, что можно будет без труда раструбить о своей победе, поскольку никто, кроме их противников не подвергнет сомнению ту абсолютно предвзятую информацию о событиях, которую в скором времени опубликуют газеты каждой из партий.

Но ни фашисты, ни троцкисты не рассчитывали на появление заново родившейся Классовой Справедливости. Это была не банда Стива Драммонда, разбавленная программа которой была тусклой имитацией изначально экстремистских целей анархистов. Вместо этого Майк Армилус маршировал во главе разношерстной колонны сквоттеров, прощелыг и законченных неудачников, которые демонстрировали полный спектр того уличного мусора, что стекается в лондонский Джиро Бороу со всех концов Европы, Северной Америки и даже из далеких стран-антиподов.

Шагавший в ногу с Армилусом почетный караул в отменном прикиде резко контрастировал с безликой массой, которая за ним следовала. Король Анархии надел свои пурпурные, измазанные говном одежды, и ни один нацист или красный не знал, как понимать транспарант со словами «НИ НАЦИОНАЛИЗМ, НИ ТРЕХСТОРОННОСТЬ», увлекаемый вперед этим неотвратимым потоком. Масса люмпенов пенилась о стены магазинов и домов – и в течение нескольких секунд было непонятно, не затопит ли она ютских или британских националистов.

Потом какой-то крутой бычара передал Армилусу черный флаг. Если последователи Армилуса уже выглядели довольно дико, то сам он, казалось, намного превзошел их в дикости… И дело было вовсе не в одежде или прическе – ведь одет он был как обыкновенный скин – дело было в том, что он орал, как охваченный многоступенчатым оргазмом участник незатейливой вечеринки с групповым сексом, размахивая при этом черным флагом в сторону фашистов. Глаза Майка светились тем всепроницающим огнем, который свойственен человеку, поднявшемуся над мелкими условностями буржуазной нормы.

Орды анархистов наступали; в считанные секунды фашистских демонстрантов превратили в кровавое месиво, в пятьдесят мешков вывихнутых и сломанных костей, брошенных гнить в канавы. Увидев, что их противники полностью уничтожены, красные издали вопль ликования, который тут же и умер в сотне их глоток. Армилус указал своим черным флагом на студентов-активистов, охранявших вход в ратушу. Полицейское оцепление расступилось – полицейские не стали рисковать здоровьем и жизнью, чтобы защитить стайку троцкистов от наступающей массы анархистов.