– Мы поехали в старый район, – говорю я, полная решимости доказать, что у Джеба были благородные намерения. – Потому что он знает, как я люблю этот заброшенный кинотеатр. Пошел дождь, и в поисках укрытия мы забрались в трубу.

– А поблизости не было какого-нибудь магазина или другого общественного места, куда бы ты могла зайти, чтобы не промокнуть? – насмешливо спрашивает мама. – Парни не затаскивают девушек в сточную трубу ради чего-то приличного.

Нахмурившись, я прячу руку под одеяло. От локтя до запястья простреливает горячая боль.

– Он хотел уединения, но не для того, о чем ты думаешь.

– Неважно. Он подверг тебя опасности. И будет то же самое, если ты поедешь с ним в Лондон.

Я стискиваю зубы.

– Что? Ты теперь будешь проедать нам мозг? Конечно, папа предпочтет, чтобы я надела колечко, прежде чем с кем-нибудь съезжаться. Для него я по-прежнему маленькая девочка. Но ты всегда говорила, что не надо торопиться со свадьбой. Что сначала нужно попробовать жизнь. Ты что, передумала?

– Дело не в этом.

Мама протягивает мне картонный стаканчик, встает и подходит к цветам на подоконнике. Она гладит коралловые лепестки лилии. Раньше сквозь жалюзи лился розовый свет, теперь его сменили сумерки, которые окрасили мамины волосы в фиолетовый – под цвет платья.

– Ты слышишь их, Элли?

Я чуть не давлюсь льдом.

– Цветы?

Она кивает.

Я слышу, как лилии мурлычут в ответ.

– Они молчат.

– Сейчас да. Но они разговаривали, пока ты спала. Насекомые тоже. И мне не понравилось то, что они говорили.

Я жду объяснений. Мы с мамой уже заметили, что порой слышим разные вещи. Как будто растения и насекомые могут индивидуализировать свои послания, говорить с нами порознь, в зависимости от того, чем они хотят поделиться.

– Они предупредили меня, что самый близкий к тебе человек совершит ужасное предательство.

– И ты решила, что это Джеб? – недоверчиво спрашиваю я.

– А кто еще это может быть, если не он? С кем ты еще проводишь всё время, когда не спишь? Разговариваешь с ним, гуляешь, думаешь о нем…

Когда не сплю. Ни с кем, кроме Джеба.

Но во сне…

Я закрываю глаза. Конечно, речь о Морфее. Он уже однажды совершил предательство, попытавшись вторгнуться в мою жизнь среди людей. Он хотел завлечь меня в Страну Чудес и втянуть в войну, которую я не в состоянии выиграть.

В моей душе поселяется страх, от которого начинает болеть голова.

– Джебедия был с тобой в прошлом году, когда ты спустилась по кроличьей норе, – говорит мама, стоя у окна.

Порыв воздуха из кондиционера раскачивает лилии и доносит до меня их сладкий аромат.

– Страна Чудес, возможно, воздействовала на него. Не исключаю, что ее магия… ждала. Ждала, когда представится случай до тебя добраться.

Я фыркаю.

– Чисто технически его там не было. То, что ты говоришь, нелогично.

Мама поворачивается, шурша юбкой.

– В Стране Чудес нет логики. Ты это знаешь, Элли. Никому не удается выбраться оттуда без клейма. Пребывание там… меняет любого. Особенно если он целиком и полностью человек. Джеб не говорил, что ему снятся странные сны?

Я качаю головой.

– Мама, ты всё усложняешь.

– Не я, а ты. Почему ты не хочешь остаться в Америке? В Нью-Йорке есть прекрасные художественные колледжи. Позволь Джебедии ехать в Лондон одному. Вам обоим так будет лучше.

Я ставлю стакан на тумбочку.

– Позволить ему? Но я им не управляю. Он сам решил подождать, пока мы не сможем поехать вместе.

Мама стискивает рукой подоконник.

– Если хочешь жить нормальной жизнью, придется оставить в прошлом всё, что ты пережила. Всё, что хоть как-то с этим связано.

Судя по решительно выдвинутому подбородку, мама не намерена уступать.

Я даже не пытаюсь сдержаться, хотя горло и возражает.

– Он не по доброй воле отправился туда! Нечестно с твоей стороны ненавидеть Джеба!

Краем глаза я замечаю какое-то движение, поворачиваюсь и вижу Джеба, стоящего на пороге. Мы не слышали, как он открыл дверь, но, судя по уязвленному выражению лица, Джеб, видимо, слышал мой хриплый крик.

Вопрос в том, что еще он услышал.

За спиной у Джеба появляется папа. Хотя он на несколько сантиметров ниже моего возлюбленного, именно Джеб кажется маленьким и беззащитным, когда вот так стоит на пороге, как будто сомневается, хотят ли его здесь видеть.

Мама разглядывает подол платья. Кто-то кашляет в палате напротив, по внутренней связи раздается голос медсестры. Единственные звуки, нарушающие неуютную тишину.

– Медвежонок, – говорит папа маме, беря ситуацию в свои руки, – мне кажется, пора выгулять это платье. Как насчет ужина?

Он стискивает плечо Джеба и проходит мимо, погладив меня по лодыжке по пути к окну.

Между папой и Джебом что-то явно изменилось. Они снова стали добрыми приятелями, совсем как раньше.

– Пусть они побудут вдвоем, – просит папа.

Мама начинает возражать, но он смотрит на нее так, что она заставляет себя улыбнуться и берет его за руку. Папа целует ее запястье.

Мама кладет телефон на тумбочку рядом с картонным стаканчиком.

– Если что-то будет нужно, позвони папе, – говорит она, не глядя на нас с Джебом. – Посещения разрешены до восьми, Джебедия.

Джеб заходит в палату, пропуская их. Папа одобряюще хлопает его по спине и закрывает за собой дверь.

Сунув руки в карманы, Джеб смотрит на меня зелеными глазами, полными муки.

– Прости…

Я пытаюсь придумать извинение. Если он слышал мамины слова насчет Страны Чудес, мне придется отвечать на непростые вопросы. Невозможные вопросы.

Джеб качает головой:

– Не тебе надо извиняться.

Он не сводит с меня взгляда. Джеб садится в кресло, где раньше сидела мама, и мы сплетаемся пальцами. Он подносит мою руку к своим теплым, мягким губам.

– Это я должен просить прощения. Я обещал всегда ставить тебя на первое место, но отошел ради какого-то идиотского звонка, а ты чуть не погибла.

Его губы плотно сжимаются, пальцы тоже.

– Нет, Джеб, нет, – отвечаю я, гладя его лицо, нежное как шелк.

Он чисто выбрит и к тому же одет наряднее обычного – серые брюки, черная спортивная рубашка с коротким рукавом. Видимо, пытается завоевать мамино расположение. Единственная дань обычному небрежному стилю – высокие армейские ботинки.