Генерал забарабанил пальцами по столу, потом тяжело вздохнул.

– Ладно, под мою ответственность. Напечатай распоряжения по складам, подпишу. Роту саперов я тебе тоже выделю. Все, иди, работай.

* * *

Я, повеселевший, рванул готовить документы, а тут в приемную осторожно заглянул Ильяз, улыбнулся. В его руках был сверток, в котором, судя по форме, лежала бутылка. Младлей смущенно улыбнулся, произнес:

– Бетр Николаевищ, есть минутка?

Смотри-ка… И отчество знает. Мы вышли в коридор, Ахметшин протянул мне авоську. В бумаге была бутылка «Хванчкары».

– Любимое вино товарища Сталина. И сбасибо, что вытащил меня с губы.

– Саперы своим помогать должны… – Я посмотрел этикетку, выпуск прошлого, довоенного года. – А разве Сталин не «Киндзмараули» любит? Ты сам-то какими судьбами здесь оказался? – Я решил пока не раскрывать карты, послушаем, что он скажет.

– Да вот, откомандировали меня сюда, а зачем, не сказали. Жду вот, в тринадцатый кабинет, там пока нет никого, дай, думаю, зайду. А то потом закрутится, мог бы не успеть.

Мы немного поболтали о том о сем. Ильяз оказался весьма подкован в делах штаба, разузнал про меня почти все. На орден посматривал с легкой завистью, заглядывал в глаза. И я решил больше не тянуть кота за что-то сзади.

– Меня прикомандировали к непростым москвичам, что приехали в город. Будем минировать важные объекты. Хочешь быть при мне?

– Очень хощу, товарищ старший лейтенант! Но надо закончить в этом тринадцатом кабинете…

– Не переживай, там все хорошо будет.

В тринадцатом кабинете вопрос решили быстро. Мы же в управлении фронта работаем или кто мы такие?

Тут завыла сирена воздушной тревоги. Нас опять начали бомбить – спустились в бомбоубежище.

И сразу оказались на «командно-штабном учении». Генералы и полковники спорили, как лучше остановить Гудериана. Выдвигались самые смелые идеи, военачальники раскраснелись, дошли до стадии «а я вот сейчас буду звонить в Ставку», «а вот товарищ Сталин сказал на съезде…».

Я уселся на табуретке, откинулся к стене. Закрыл глаза и попытался подремать немного.

Ко мне подвалил Масюк, прошептал:

– Петь, я у тебя бутылку «Хванчкары» видел…

Вот глазастый! Заметил, как я перекладывал добычу.

– Подарок или что?

– Взятка.

– Ага, я так и думал. Слушай, тут в соседнем крыле связистки сидят. Есть симпотные.

– На что ты намекаешь?

– Сходим, проведаем. Проведем разведку боем. Я вон гитару взял, когда ревун в штабе заорал. – Аркаша показал мне инструмент.

– Умеешь играть?

– А то! С меня музыкальное сопровождение, с тебя вино и рассказы про героические подвиги.

– Да они там работают!

– Связь поддерживают две девчонки. Еще две в смене про запас, в комнате рядом.

– Аркаш, я женат вообще-то.

– Да она и не узнает!

– Не пойду.

– Ну, пожалуйста! Побудешь просто для вида, потом смоешься.

Я представил себе дальнейшее, заржал. Да так, что генералы оглянулись на нас, цыкнули.

– А потянешь двоих-то? – Пришлось перейти на шепот.

– Ты сомневаешься? – Масюк подтянул ремень, поправил гимнастерку.

Я был на сто процентов уверен, что наглому адъютанту ничего не обломится, но стало даже интересно.

– Ну пошли, дон Жуан.

– Это кто еще такой? Из интербригад товарищ?

Я опять чуть не подавился от смеха.

Связистки были довольно-таки симпатичные. Стройные, фигуристые. Одна блондинка, с волосами настолько светлыми, что они казались выкрашенными белой краской, вторая брюнетка. Лет по двадцать пять, не больше. Аркаша, видать, вокруг них давно хороводы водил, потому что прошел, сел по-свойски, не спрашивая разрешения, и представил меня:

– А это, девчата, мой товарищ, Петя Соловьев. Настоящий герой, Кирпоноса нашего спас.

Девушки с любопытством на меня посмотрели.

– А это вот Надя и Люба, – представил их Аркадий.

– А мы вас немножко уже знаем, – улыбаясь, сказала Люба, круглолицая блондинка с одинокой полоской ефрейтора на петлицах. – Вы всегда такой серьезный, прям страшно становится. – И она захохотала, прижимаясь к плечу своей подруги, темноволосой Нади. Та была сержантом, наверное, поэтому вела себя немного посерьезнее. – Помнишь, мы хотели Петра Николаевича с орденом поздравить, а потом испугались и убежали? – Люба опять захохотала.

– Товарищ старший лейтенант, не обращайте на нее внимания, она у нас ужасно несобранная. Хохотушка, просто страсть какая-то! Мы тут такими вещами занимаемся, можно сказать, на нашем узле связи все управление держится, а она, знай себе посмеивается. И ничего мы тогда не испугались, просто вас вызвали куда-то.

– Хватит тебе, Надя, бурчишь как старуха столетняя, – улыбнулась Люба, поправляя выпавшую из-за уха прядь волос. – Давай попросим лучше товарища старшего лейтенанта спеть. У нас и гитара имеется.

– Так и мы с собой принесли, – показал на инструмент Масюк.

– Это у вас, товарищ Масюк, не гитара, а одно название, – заметила Надя. – Наверное, там гриф на веревке держится, чтобы не отпал случайно.

Скорее всего, в словах девушки было зерно правды, потому что Аркаша как-то потихоньку отодвинул свою гитару в сторону.

– Ну, давайте ваш инструмент, если он лучше нашего, – решил я спасти своего друга. А то застыдят девчата, потеряет авторитет.

Надя принесла гитару. Я сел поудобнее, провел рукой по струнам. Хм, а тут все по-настоящему, видать, кто-то занимается: и струны новые, и настроен инструмент как следует. Находят же время люди!

Я не стал ломаться и изображать из себя великого артиста, которого надо уговаривать выступить. Пришел петь – так пой, если умеешь. Кашлянув, чтобы прочистить горло, я начал. Новых, еще не слышанных здесь песен, решил не показывать: зачем выделяться, давать повод для ненужных вопросов? Я и довоенных вещей достаточно знаю, на всех хватит. Так что в ход пошли и «Как много девушек хороших…», и про сердце, которому так хочется любить, и про утомленное солнце. Даже про свидание у аптеки изобразил.

Смотрю, Масюк на почве любви к искусству уже присоседился между девчатами, то одной на ушко что-то пошепчет, то другой.

Открыли бутылку, разлили по стаканам. Связистки притащили немудреную закуску – ливерную колбасу, черный хлеб, пару помидоров. Под такую еду, конечно, сам бог велел беленькую, но и грузинское вино пошло на ура. Только быстро кончилось.

Девушки раскраснелись, начали о чем-то перешептываться. Делят нас, что ли?