– Красивые цветы, – сказала я.

– Красивые и могущественные, – ответила Энис. – Растение это прозвали волкобоем, хотя худо от него не только волкам. Достаточно откусить маленький кусочек от его корня, и к ночи ты уже хладный труп.

– Зачем же вы его здесь держите?

Заметив выражение моего лица, она рассмеялась.

– Уж не для того, чтобы подать тебе на ужин! Из перетертого корня, смешанного с маслами, получается отменная мазь от боли в суставах. В наших краях это частое недомогание суровой зимой. Но едва ли ты пришла сюда полюбоваться цветами. Заходи – выпей со мной.

Когда мы прошли в дом, она положила отрезанные корни на заваленный стол.

– Давай-ка присядем, – сказала она. – А то так недолго и шею свернуть.

Она согнала серого кота с колченогого стула, а себе придвинула табуретку. Я была рада, что застала Энис одну. Если бы ее тетка оказалась дома, пришлось бы сочинять предлог для моего прихода, ведь не могла же я заводить столь щекотливую тему в ее присутствии. Впрочем, я и так не знала, с чего начать. Хотя мы с Энис были ровесницами, воспитывались мы порознь. Она росла в деревне близ Дарк-Пика, а десяти лет от роду, когда у нее умерла мать, ее послали жить с теткой. Я помню день, когда она приехала к нам, – гордая, с прямой спиной, в открытой повозке; на нее собралась поглазеть вся деревня. Помню отчетливо, как спокойно она встречала каждый взгляд, не отворачиваясь, даже когда в нее тыкали пальцем. Я была застенчивым ребенком и на ее месте забилась бы под рогожку и прорыдала всю дорогу.

Она разлила по кружкам пахучее снадобье, и одну протянула мне. Я с сомнением взглянула на жидкость болотного цвета с отталкивающего вида бледно-зеленой пеной.

– Крапивное пиво, – пояснила Энис. – Оно оздоровит твою кровь. Всем женщинам следует употреблять его ежедневно.

Поднеся кружку к губам, я со смущением вспомнила, как в детстве вместе с другими детьми дразнила Энис Гоуди. Та, бывало, остановится у обочины или посреди поля, сорвет какие-то листья и, не сходя с места, начнет их жевать. Стыдно вспоминать, как мы кричали: «Корова! Корова! Жвачная скотина!» Но Энис только смеялась и, оглядев каждого из нас, отвечала: «Зато мой нос не забит соплями, как у тебя, Мег Бейли. А лицо не пестрит прыщами, как у тебя, Джефри Бейн». Так она стояла перед нами – высокая не по годам, пышущая здоровьем от макушки до кончиков крепких ногтей – и перечисляла все наши изъяны. Всего несколько лет спустя, пребывая в тягости, я робко попросила ее научить меня, какие травы добавят мне сил и укрепят здоровье малыша в моей утробе. Поначалу вкус целебных трав казался мне странным, но вскоре я ощутила их пользу.

Крапивное пиво, однако, было мне внове. Мягкое и даже приятное на вкус, оно оказало живительное воздействие на мое усталое тело. Я вновь пригубила пива, медля задать свой неловкий вопрос. Терзалась я напрасно.

– Ты, надо думать, пришла разузнать, ложилась ли я с Джорджем, – заявила Энис тем же тоном, каким сказала бы: «Ты, надо думать, пришла за тысячелистником».

Кружка дрогнула у меня в руке, и зеленая жижа капнула на земляной пол. Энис усмехнулась.

– Ну разумеется, ложилась. Уж слишком он был молод и хорош собой, чтобы тушить свое пламя в одиночку. – Не знаю, что было написано на моем лице, но в глазах Энис заплясали насмешливые огоньки. – Пей. Тебе полегчает. Для каждого из нас это было не больше чем сытный обед для голодного странника.

Она потянулась к большому черному чайнику, стоявшему у огня, и помешала готовящийся в нем настой из листьев.

– Относительно тебя у него были иные намерения. На этот счет можешь быть спокойна. Тебя, Анна Фрит, он хотел в жены, и я сказала ему, что выбор хорош, дело лишь за тем, чтобы тебя к этому склонить. После смерти Сэма Фрита ты переменилась. Ты теперь сама себе хозяйка, и тебе это по нраву. Я сказала ему, что самый верный способ завоевать тебя – через твоих сыновей. Ты, в отличие от меня, должна думать о детях, а не о себе одной.

Я попыталась представить, как они лежат в постели и обсуждают эти предметы.

– Но отчего же, – вырвалось у меня, – если вы были так близки, ты не пошла за него сама?

– Анна, Анна!

Она покачала головой и улыбнулась мне, как бестолковому ребенку. Я вспыхнула. Что в моих словах так ее позабавило? Заметив мою досаду, она перестала улыбаться, взяла кружку из моей руки и смерила меня серьезным взглядом.

– На что мне муж? Я не создана для того, чтобы кому-то принадлежать. У меня есть труд, который я люблю. У меня есть кров – небогатый, но мне довольно. А главное, у меня есть то, чем могут похвастаться лишь немногие женщины, – свобода. И расставаться с ней я не тороплюсь. К тому же, – прибавила она, метнув на меня взгляд из-под опущенных ресниц, – иной раз женщине нужно взбодриться, и тогда она пьет крапивное пиво, а иной раз – успокоиться, и для этого нужна настойка валерианы. Зачем разбивать сад, где будет только одно растение?

Я нерешительно улыбнулась, желая показать, будто оценила шутку. Мне страсть как хотелось заручиться ее добрым мнением: пусть не думает, что я какая-нибудь глупая простушка. Она возвратилась к работе, а я отправилась дальше – в еще большем смятении, чем прежде. Энис Гоуди была необыкновенной девушкой, и, признаться, я восхищалась ею – она слушалась своего сердца и не подчинялась чужим правилам. Мне же предстояло весь вечер подчиняться людям, которых я на дух не переносила. Я побрела к Бредфорд-холлу. Дорога шла опушкой леса, и в лучах яркого солнца тени деревьев полосками ложились поперек тропинки. Темная полоса и светлая, темная и светлая, темная и светлая. Так меня учили смотреть на мир. Пуритане проповедовали, что поступки и помыслы могут быть лишь двух видов: угодные Богу и грешные. Но Энис Гоуди опровергала подобные суждения. Бесспорно, она несла добро: во многом благополучие всей деревни зависело от Энис и ее тетки в куда большей степени, чем от мистера Момпельона. Меж тем, согласно нашему вероучению, за богохульство и блуд ее следовало заклеймить грешницей.

Внезапно деревья кончились, и потянулись золотые поля, которые, как и лес, принадлежали семейству Райли. Весь день в поле трудились косцы – двадцать мужчин на двадцать акров. У Хэнкоков, обрабатывавших землю Райли, было шестеро крепких сыновей, а потому им не требовалось много наемной силы для уборки урожая. Миссис Хэнкок и ее невестки устало брели за мужчинами, подвязывая выпавшие колосья в блестевшие на солнце снопы. В тот день я увидела их глазами Энис: кобылы, запряженные в оглобли.

Либ Хэнкок, жена старшего брата, с детства была моей подругой. С трудом выпрямив спину и заслонив глаза ладонью от солнца, она огляделась по сторонам и у кромки поля заприметила меня. Она помахала и, коротко переговорив со свекровью, двинулась мне навстречу.

– Анна, посиди-ка со мной маленько! – крикнула она. – Мне надобно передохнуть.

Я не особенно спешила к Бредфордам, а потому присела с ней на пригорке. Она с наслаждением плюхнулась на траву и закрыла глаза. Я потерла ей плечи, и она довольно заурчала.