«Небывалое по цинизму преступление было совершено час назад в самом центре города, – строчил Шахов. – Два лица без определённого места жительства и занятий совершили вооруженный налёт на торговую палатку. Используя в качестве оружия отнятый у иностранного рабочего лом, они…»

– Михаил Викторович, я прошу Вас! Я Вас умоляю! – раздался в коридоре офиса «Радио Фокс» испуганно-приглушённый вопль. – Пришлите кого-нибудь из сотрудников дежурить во время моей работы! Она не посмеет при них!

«Что такое? – отвлёкся Шахов. – Не дают сосредоточиться перед самым выпуском!» Он встал из-за стола и вышел в коридор.

Мужчина чинушного вида, которого журналист уже видел в офисе «Радио Фокс», буквально тащил пишущего портрет Маргариты Павловны художника. Голова портретиста была перебинтована.

– Гриша, возьми себя в руки! – сквозь зубы прошипел чиновник, зыркнув на Михаила. – А не то мне придётся приковать тебя там наручниками…

– Михаил Викторович! Но почему я должен платить за эту картину своей жизнью? – громко шептал художник, сопротивляясь физическому принуждению. – Я не должен в процессе работы подвергаться насилию! – вдруг решительно вскрикнул он и резко рванулся в сторону выхода. Мужчина, не ожидавший такого рывка, потерял равновесие и вместе с художником рухнул на пол. В этот момент в офис вошла Маргарита Павловна.

– Ай, молодцы! – торжествующе улыбнулась Императрица. – Я думала, он один бухает, а оказывается, они ещё и собутыльники! Оба – с утра и в хлам!

– Здравствуйте, Маргарита Павловна! – приподнялся Васнецов. – Споткнулись вот у Вашего кабинета… – он виновато растянул губы. – Вставай, Григорий, не заставляй Маргариту Павловну ждать, – он потянул Штриха за руку.

Штрих с ужасом на лице скосил глаза на «купчиху», но железная хватка следователя заставила его принять вертикальное положение.

– Споткнулись! – коварно умилилась главбух. – Полы у нас на радиостанции неровные! Вот и наши тоже падают, когда нажрутся… Чего столпились? – гаркнула она на выглянувших по случаю шума сотрудников «Радио Фокс». – Выпивку дармовую почуяли? А ну марш работать!.. И ты с ними? – удивлённо глянула Маргарита Павловна на Шахова. – Хотя, помню, в мой день рождения ты себе ни в чём не отказывал. В тихом омуте, как говорится…

– Маргарита Павловна! – возмущённо перебил её Миша. – У меня через пять минут эфир, а в таком балагане, – он в отчаянии вскинул руки, – подготовить выпуск новостей совершенно невозможно! – журналист шагнул обратно в отдел, громко хлопнув за собой дверью.

– И угораздило же меня согласиться на твою авантюру… – «купчиха» обдала отряхивающегося Васнецова нескрываемым презрением. – Не выгнала тебя сразу, пожалела – теперь ты со своим собутыльником мне на шею сел…

Заставив следователя и художника посторониться, она прошла к двери собственного кабинета.

– Маргарита Павловна! – Васнецов понял, что юлить и притворяться, это значит провалить всё дело. – Григорий очень боится Вас после того случая…

Главбух, не обращая внимания, на его слова провернула ключ и открыла дверь.

– Мне пришлось везти его к Вам в наручниках! Под конвоем! – крепко удерживая Штриха, тараторил Михаил Викторович. – Я, как видите, буквально притащил его к Вам… Волоком! – следователь, подтащив художника, замер на пороге кабинета, не решаясь последовать за хозяйкой. – Возможно, Ваши методы в тот момент были оправданы, но всё равно Вы поступили достаточно… – Васнецов мучительно подбирал слова. – Жёстко, что ли…

– Жёстко? – поставив сумку на стул, обернулась «купчиха».

– Да поймите Вы: Григорий испугался! – страстно убеждал её Васнецов. – Он Вас боится, Маргарита Павловна!

– А ты? – главный бухгалтер внимательно посмотрела на следователя.

– Я?.. Мне по роду службы бояться не положено… – нервно улыбнулся Михаил Викторович.

Удерживаемый Штрих, интуитивно предчувствуя очередную опасность, задрожал всем телом. Тряска художника физически передалась и следователю.

– Вы что ж думаете… – двинулась на трясущуюся парочку Маргарита Павловна. – Принтер мне купили и теперь можете об меня ноги вытирать? А если я сейчас… – она показала пальцем в сторону новенького прибора. – Этот самый принтер о твою… Да-да, – подтвердила она испуганно-вопрошающий взгляд Васнецова, – о твою, как там тебя, голову размозжу? И выгоню вас обоих к чёртовой матери!

– Не надо… Пожалуйста… – вдруг жалобно пролепетал Штрих. – Я больше не буду… Простите.

– И всё? – удивилась «купчиха» Нечетова, но прежняя угроза в её голосе куда-то исчезла. – А портрет мой дописывать, кто будет? – она начала заводиться по новой, но уже относительно миролюбиво. – Мало того, что принтер мне разбил, две недели где-то проболтался, так ещё разлёгся тут и лясы точит! Где твой мольберт? Почему не работаешь?

– Мольберт сейчас будет… Сейчас будет мольберт… И работа будет… – ловя удачный момент, Михаил Викторович даже отпустил Штриха из своих цепких объятий. – Гриша, где твой мольберт? – ласково обратился он к художнику.

– Так в багажнике, Михаил Викторович… – удивился Штрих. – Вы сначала меня наручниками в салоне пристегнули, а потом мольберт с красками в багажник положили…

– Молодец! – хлопнул художника по спине следователь. – Всё правильно сделал. Сейчас я за мольбертом сбегаю и… Но всё-таки лучше тебя снова пристегнуть, –

спохватился он и, достав из кармана наручники, посмотрел на трубу радиатора отопления.

– И не стыдно Вам над творческим человеком издеваться? – главбух посмотрела на следователя с укоризной. – Он художник, ему руки беречь надо, а Вы эти руки в кандалы заковываете…

– Но ведь убежит, Маргарита Павловна! – простодушно улыбнулся Васнецов.

– От меня? – вскинула брови «купчиха».

– Извините… Да-да, конечно… – Михаил Васильевич убрал наручники и поспешил к выходу. – Я сейчас! Я мигом!

– Не бойся, – по-императорски милостиво посмотрела на художника Нечетова. – Я тебя в обиду не дам.

Она прошла к столу, села в кресло и включила компьютер. Художник, не смея пошевелиться, стоял перед ней на том месте, где его оставил Васнецов.

                        ***

«Штатский Семён Борисович», – прочитал Миша на табличке двери. Человек, на допрос к которому явился Шахов, действительно оказался тем самым штатским – высоким брюнетом в чёрном пальто из милицейского «Мерседеса». Правда, сейчас он был в чёрном костюме без галстука. Именно Штатский расследовал дело об угоне автомобиля ГАИ.

«Ворон», – мысленно окрестил его Михаил, глядя на выдающийся римский нос Штатского.

Как и полагается в детективах, Семён Борисович предложил Михаилу присесть на один из двух стульев, приставленных боком к противоположной стороне его стола. На столе Штатского находилась и лампа, похожая на ту, которой в фильмах светят арестанту в лицо. Но лампа в небольшом кабинете Штатского, как, впрочем, и монитор компьютера, были выключены. «Пока выключены», – подумал Михаил, прижимая свой портфель к животу. Нет, он не испытывал никакого страха, но, как всякий законопослушный человек, оказавшийся в подобном учреждении, счёл нужным изобразить волнение. Его пальцы, держащие портфель, непроизвольно имитировали игру на клавишах.

– Михаил Юрьевич! –