Андрей поднялся на ноги, рукавом кафтана обтер теплую и соленую на вкус чужую кровь, залившую его лицо, и резко пнул согнувшегося в коленях татарина. Перескочил через упавшего, рубанул по спине подвернувшегося под руку степняка в фиалковом халате. Железные пластины, часто нашитые на внешней стороне халата, брызнули во все стороны. Степняк широко взмахнул руками и упал.

Тяжело дыша, Андрей осмотрелся. Из пятерки ушкуйников в живых остались трое новгородцев в длинных, до колен, кольчугах, и сейчас они добивали последнего татарина в ярко-желтой кожаной кирасе, украшенной причудливым орнаментом в виде виноградной лозы. Мужики, ободренные помощью Андрея, яростно размахивали топорами, и один из ударов достал-таки татарина в ногу. Упав на колено, тот отчаянно подставил саблю под удар топора. Бердыш новгородца со страшной силой обрушился на клинок, ломая саблю и проламывая голову степняка в остроконечном шеломе. Ушкуйники не раздумывая бросились к противоположному концу табора, где все еще кипел бой. Там Кузьма, помогая себе отборным матом, орудовал огромной двуручной секирой, отбиваясь сразу от двух степняков, пытавшихся зарубить страшного уруса.

Андрей перешагнул через тела мертвых татар со спущенными до колен шароварами, заправленными в ичиги. Братья насилия над односельчанками не простили, побили насильников стрелами. Одна из молодок, привязанная за руки к колесу телеги, испуганно съежилась, пытаясь, насколько можно, спрятаться под телегой, вторая молодуха истекала кровью, кто-то из татар со злости полоснул саблей по ее белоснежным девичьим ягодицам.

Справа раздался характерный предсмертный вскрик, это кто-то из стрельцов снял татарского стрелка, взобравшегося на телегу. Бой был почти закончен, набежавшие на подмогу ушкуйники оглушили оставшихся татар и принялись вязать полоняников.

– Вот бесермены проклятые, – Лука Фомич, прихрамывая на раненую ногу, неспешно подошел к Андрею. Левая штанина зеленых портов вся в крови ниже колена, нога ватажника перетянута обрезком веревки. – Пятерых посекли до смерти. Еще дюжина раненых: Микитка не жилец, остальные, как бог даст… Рябому длань отсекли начисто.

Лука закончил лаконичный доклад и кряхтя уселся на стеганый халат, валявшийся у костра. Достал льняную тряпицу, стал разрезать ножом штанину, обнажая резаную рану. Андрей стал помогать Луке с перевязкой.

– Полоняников пока не выпускай на волю. Так с десяток мужиков освободи, пусть уберут тут… – Андрей окинул взором татарский лагерь.

Повсюду валялись перевернутые котлы, туески, втоптанные в землю татарские халаты, какие-то мешки и узлы с тряпками, оружие и нехитрый крестьянский скарб, вывалившийся из перевернутой телеги.

– Наших раненых к костру сносите. Да, и холстину постелите, прежде чем класть раненых на землю. Еще кипяток нужен, – Андрей, превозмогая боль в груди, поднялся с земли.

– Ты никак ранен, княже? Сымай бронь – посмотрим, что там у тебя…

Выглядел Лука донельзя встревоженным, и, забыв о своих ранах, бойко вскочил, тихо охнув от боли, но твердым шагом решительно направился к Андрею.

– Пустяки, пройдет. Стрелу поймал, но бронь спасла, – беззаботно ответил князь, махнув рукой. – Давай живее несите раненых сюда. Да, вот что еще, как там с нашим уговором?

Лука под пристальным взглядом Андрея поёжился. Засопел и выпалил:

– Ты прости, князь. Только четверых взяли. Сам понимаешь, дело такое… не уследишь, да и не ожидал я, что татары смогут отпор дать. Погоди, я сказал не добивать раненых, среди них с пару десятков точно наберется, кто выживет.

– Пленных связать и стеречь крепко, – отдал распоряжение Андрей. – Пусть Кузьма поспрашивает, нет ли в округе еще татар. А ну как еще шастают? Дозорных не забудь выставить.

– Так уже. Мальцов твоих и поставил в дозор, опосля сменим их, – Лука Фомич уже успел отдать необходимые распоряжения.

Андрей направился было за лошадью, но кто-то из ушкуйников уже успел привести лошадей и привязать их к телегам. Андрей достал из сумки аптечку, приступил к осмотру раненых, своих и чужих, не делая разницы.

Татары успели-таки натянуть тетивы на луки, и многие ватажники ранены стрелами, но были также узкие и глубокие колотые раны от удара ножом, резаные раны и несколько сломанных рук. Пока Андрей занимался выниманием наконечников стрел из тел и обработкой ран, пока накладывал швы и складывал сломанные руки, Кузьма добела накалил широкий топор на огне и прижег культю Рябому, жаром закупоривая сосуды. Новгородец от дикой боли пришел в сознание, вопя во все горло и пытаясь вырваться. Ватажник тюкнул Рябого по темечку, раненый сразу же обмяк, теряя сознание, и повис на руках державших его товарищей. Бережно уложив бесчувственного ватажника на холстину, ушкуйники оставили его на попечение Кузьмы, а сами отправились собирать трофейные брони и оружие. Кузьма наложил на обрубок руки целебную мазь, бережно замотал культю в чистую тряпицу.

Потом он достал засапожник, протянул нож Андрею, указывая на лежащего на холстине Микитку. Ушкуйник получил немало ран в сече, но самая страшная – рана на животе. Татарская сабля вспорола кольца кольчужки, рассекая живот новгородца. Сквозь прореху в кольчуге видны кишки вперемешку с осколками железного плетения кольчуги. Левая нога рассечена до кости чуть выше колена. Нет. Парень не жилец. Микитка, плотно сбитый крепыш с окладистой русой бородой и светло-соломенными волосами, тяжело дышал, ожидая смерти.

– Добей, – тихо сказал Кузьма.

– Я? – сказать, что Андрей удивился, значит, ничего не сказать.

На его лице отразилась вся гамма чувств.

– А то кто же? – Кузьма настойчиво протягивал ножик Андрею. – Отпусти с богом, видишь, токмо мучается Микитка.

– Но почему я? – слабо запротестовал Андрей, нехотя принимая нож из рук Кузьмы.

– Мы теперь тебе служим, значит, отпускать своего человека – ты должен. Детишкам помощь оказать еще нужно будет, – Кузьма выложил нехитрую истину.

– Ты, Микитушка не сумневайся, сирот не оставим, ты знаешь, – пообещал Кузьма умирающему.

Микитка в ответ слабо кивнул головой попытавшись улыбнуться. Парень сам откинул голову назад, глядя на небо широко открытыми глазами, подставляя горло для удара. Андрей встал на колени перед раненым, резким движением перерезал горло умирающему. Твердой рукой закрыл глаза убитому. С трудом поднялся на ноги, с ужасом глядя на мертвеца.

Еще дважды Андрей повторял процедуру отпуска раненых. И каждый раз недрогнувшей рукой. Но что у него творилось в душе! Господи! Власть над людьми требовала жертв, но Андрей и помыслить не мог, каких именно жертв! Господи! Зачем ему нужна такая власть?

Пока Андрей врачевал, новгородцы совместно с отполоненными мужиками обустраивали лагерь. Убитые лежали чуть в сторонке. Немолодой уже, кучерявый новгородец с длинной растрепанной бородой со смешным именем Анфал шил мешки из холстины. Часть покойников уже обряжена в эти самые мешки. Невдалеке крестьяне рыли общую могилу для убитых ушкуйников. Кузьма было сунулся врачевать остальных раненых, но был остановлен Андреем. Оказалось, что Кузьма – лекарь ватажки и лишь по совместительству пыточных дел мастер. Вот так-то, не только калечить, но и излечить хворых и раненых мог новгородец. Закончив с ранеными, Андрей сложил инструмент в чемоданчик и убрал его в мешок.