– Костя, связь! – начав говорить, я почувствовал, что мои губы ссохлись. Шепот сразу же поглотила окружающая листва, но меня услышали. Каретников, не поднимаясь на ноги, отполз в глубину кустов и, подтянув к себе рюкзак с радиостанцией, начал спешно готовить ее к работе. Я же повернулся к Батуре и, чтобы быть наверняка услышанным, чуть повысив голос, скомандовал:

– Наблюдать! – после чего пополз к уже расправившему антенну Каретникову и уже там, в кустах орешника, поднялся. Фешник, добравшийся следом, встал рядом.

– Что собираешься передавать? – как будто невзначай поинтересовался он, и я ответил, даже не задумавшись над причиной этого вопроса.

– Надо вызвать артуху. – Я уже успел снять координаты местности.

– Нет! – твердо возразил он, чем заставил меня едва ли не вздрогнуть от дикости такого требования.

– Черт возьми, что происходит? – вознегодовал я, недоумевая от непонимания причины столь странного поведения этого навязанного мне в спутники «товарища».

– Нас… Здесь… Нет… – едва ли не по слогам произнес он, и я едва не заскрипел зубами от злости.

– Да и хрен с ней! Не расстреляют. Костя, передавай…

– Не надо.

«КЯ» оказался в руке фешника раньше, чем я закончил фразу. Фешник улыбался, я улыбнулся в ответ и скосил свои глаза вниз на уровень пояса. Я стоял к фешнику боком, но ствол моего автомата совершенно случайным образом уже был повернут в его сторону, а указательный палец правой руки покоился на спусковом крючке.

– Ты не выстрелишь, – спокойно возразил на мой «аргумент» этот шустрый «товарищ».

– Первым – нет. – Я и не собирался отрицать очевидное. – Но ты уверен, что я не успею сделать это после того, как выстрелишь ты? – спросил и тут же подумал: а если даже и не успею, долго ли останется после этого жить тебе?

– Извини.

Нет, он не чувствовал себя проигравшим, скорее вовремя отступившим. А что ему оставалось делать, если в подтверждение моих мыслей в нашу сторону уже разворачивал свой ствол наконец-то сообразивший что к чему Батура? Тем же самым занимался и Юдин. А вот лежавший в десяти метрах правее Довыденко этот ожесточенный диалог если и слышал, то все равно слов разобрать не смог, поэтому оставался безучастным.

«Фешер, мать его! Может, дать ему за такое в морду?» – Удивительно, но я почему-то на него не злился. Даже оружие, только что направленное мне в грудь, воспринималось как нечто несерьезное.

– Извини, – повторил он еще раз, и пистолет скользнул в предназначенную ему кобуру.

Я не сомневался, что именно так и будет. А он странный человек. Зачем ему надо было вытаскивать пистолет, если на плече висит автомат? Привычка? Кто он? Оперативник, привыкший действовать внутри здания?! Да черт его разберет. К хренам!

– Не надо выходить на связь, – уже не потребовал, а попросил фешник. – То, ради чего мы идем, гораздо важнее, чем десяток-другой убитых бандитов.

– Важнее? – Я усмехнулся и привычным жестом поставил оружие на предохранитель. – Важнее убитых «чехов»… А ты знаешь, что мне их смерти совершенно ни к чему?

Он удивленно воззрился на меня, и я был вынужден пуститься в пространные рассуждения.

– Жизни наших парней, убитых этими ушедшими сегодня от нас бандитами – вот что по-настоящему важно. Они ушли, и кто-то из наших уже завтра умрет! – Я махнул рукой, отрезая всякое продолжение дискуссии. Фешник усмехнулся. Наверное, сказанные мной слова прозвучали излишне пафосно. Ну, черт с ними! Плевать!

– Каретников, сворачивай радиостанцию, все равно слишком поздно, они уже далеко! – Я замолчал. Чуть южнее хребет раздваивался, и куда после этого продолжила бы движение банда, можно было только гадать. К тому же начни бить артиллерия на таком от меня расстоянии, и я никаким образом не смог бы ее корректировать. – Батура! Довыденко и Гаврилюка сюда. Спускаемся к группе.

– Есть. – По-видимому, все еще ошеломленный только что на его глазах развернувшейся сценой боец поднялся и, не отрывая взгляда от пристыженно молчавшего (по крайней мере, мне хотелось, чтобы это было именно так) фешника, поспешил выполнить мое приказание.

– Мир? – протянул руку Виктор, и я, криво усмехнувшись, подал свою.

Странный человек – только что был готов всадить в меня пулю, и вот, нате вам, пожалуйста: «Мир?» Хотя собирался ли он в меня стрелять, тоже вопрос. Когда фешник выхватил пистолет, «чехи»-то были еще совсем рядом. Так что это… проверка на вшивость? И кто из нас ее прошел? Н-да…

Но в чем-то он все же прав: мы ведь вышли выполнить предписанное ему задание, а не гонять по лесу первых попавшихся нам бандитов. Так что вступать в бой или вызывать артиллерию действительно не следовало. И потому, поскрипев зубами, я вынужденно согласился с его доводами. От дурных привычек бить противника всегда и везде пора было начинать отказываться. Ибо специальная разведка, она потому и специальная, что задачи у нее «не токмо «фрицев» косить»…

Только когда его окликнули, Алексей посмел оторвать от спускового крючка палец и пошевелиться. Мышцы затекли, шею ломило.

– Уходим!

Тихий окрик Довыденко – как глоток свежего воздуха. Снайпер с трудом привстал на одно колено, затем, опираясь на винтовку, поднялся на ноги. И только тогда почувствовал, что насквозь пропитался выступившим по всему телу потом. Налетевший ветерок прошелся ознобом по спине и прошелестел в листьях орешника. Гаврилюк перехватил винтовку поудобнее, поднял лежавший тут же в кустах рюкзак и, прихрамывая то на одну, то на другую ногу, направился к пулеметчику. Спрашивать ничего Алексей не стал, молча подошел к Эдику, молча ткнул того кулаком в плечо, получил ответный дружеский тычок, улыбнулся и поспешил к обрыву. Веревка и спуск вниз, какие-то секунды – и вот она, твердая почва под ногами. Теперь снова придется двигаться вперед, привычно, как всегда…

Я долго вспоминал, как вяжется саморазвязывающийся узел и даже вроде бы вспомнил, но применить его не решился. Поступил проще. Обвязался одним концом, а второй с большей частью веревки, так и остававшейся обведенной вокруг дерева, бросил вниз. После чего, почти как барон Мюнхаузен, удерживая сам себя, начал спускаться. Оказалось, что делать это было даже проще, чем думалось. Знай себе, переступай ногами да мало-помалу трави фал. Если бы не оружие и рюкзак, то вообще красота. Увы, веревка кончилась, когда до основания обрыва оставалось метров десять. Я, едва не упустив ускользающий веревочный конец, вцепился в него обеими руками и замер на месте, спешно раздумывая, что делать дальше. Вот сглупил так сглупил! Надо было проверить, хватит ли веревочной длины. Но нет же, даже на глазок путем не оценил, решил, что если и не хватит, то каких-то три-четыре метра. А тут десять! И, как назло, под ногами ни одного уступчика, ни одной рытвинки! Конечно, обрыв неотвесный, и попадались бы на нем хоть изредка деревца и корневища, я бы спустился без проблем. А здесь голая глина, слегка влажная и потому скользкая. Я снова посмотрел вниз. Высоковато. Даже если лечь на живот и скользить, цепляясь за ускользающую поверхность всеми выступающими частями тела, то и тогда останется риск переломать копыта.