— Как вы можете говорить такое мне, если влюблены в моего брата, — воскликнул он.

Жюли давно уже сжилась с этим чувством, однако слова Адама, произнесенные вслух, ранили ее больнее отравленного кинжала. Потрясенная собственной безнравственностью, Жюли долго смотрела на него, прежде чем растерянно выговорить:

— Не знаю. Но это правда.

Так нельзя, твердил себе Адам. Только законченный подлец согласится вовлечь чистую, целомудренную девушку в предприятие столь опасное. А тот факт, что объект мести — ее дядя, только ухудшает дело.

«Но она может оказаться очень полезной, — нашептывал внутренний голос. — И именно то, что Жюли — в родстве с намеченной жертвой, должно склонить чашу весов в ее сторону».

— Я могу оказаться вам полезной.

Адам изумленно воззрился на нее: Жюли повторила вслух его мысли.

— Я говорю по-русски. — Она глубоко вздохнула. — Подумайте! Кто знает, скольких людей вам придется опросить, чтобы найти эту женщину? Эту Илону?

Адам вцепился в ее запястье.

— Что вы знаете об Илоне?

— В бреду вы называли это имя. — Жюли облизнула пересохшие губы. — Кто она?

— Я любил ее. — Адам отрешенно уставился в пространство: перед глазами снова встали картины прошлого. — После разгрома я поскакал к Илоне, чтобы предупредить ее. Я был ранен и плохо соображал. Мне следовало понять, что за мной — погоня. Я привел врагов прямо к ней. — Пальцы безжизненно разжались. — Они перебросили ее через седло и увезли, а я остался лежать на земле, не в силах пошевелиться.

Стыд душил его. Уже не в первый раз Адам обнаружил, сколь многогранно это чувство. Оно уже не коренилось только в прошлом, когда он оказался бессилен спасти Илону. Сегодняшний день только усилил ощущение вины и несмываемого позора. Ведь он даже не в состоянии был вспомнить лицо любимой женщины! Не в состоянии ощутить хоть искру былой привязанности!

Отвращение к самому себе исказило точеные черты лица Адам, и Жюли во второй раз почувствовала, как чужая боль передается ей. Она шагнула вперед — осторожно, с опаской: так подходят к раненому зверю, не зная, убежит он, или бросится на спасителя. Адам не сделал ни того, ни другого. И Жюли, преодолев оставшееся расстояние, со вздохом облегчения, обвила руками его шею и склонила его голову к себе на плечо.

— Я помогу вам отыскать ее. — Ладони Жюли успокаивающе поглаживали его спину. — Вместе мы отыщем ее, и все будет хорошо.

Так продолжалось довольно долго. Затем Адам отступил на шаг, но, не в силах оторваться от Жюли, сжал ее ладони в своих.

— Жюли, вы действительно понимаете, что делаете?

— Я похожа на идиотку? — Теперь, когда тела их не соприкасались, вернуться к легкомысленному, шутливому тону оказалось совсем несложно.

— Я стану изображать представителя военного завода, ищущего выгодного клиента. Вы поедете в качестве моей жены.

При этих словах Адама дыхание у нее перехватило, но Жюли воинственно вздернула подбородок.

— И что с того?

— Не слишком-то вы подходите для этой роли! Какой поставщик оружия возьмет в жены хрупкую девочку, похожую на монахиню?

— Вы расставляете мне ловушку, но я не попадусь!

— Будь по-вашему, — кивнул Адам. — А теперь поглядим, в самом ли деле вы похожи на монашку, или все дело в чепце? — Он шутливо дернул за крахмальную завязку. — Ну-ка, снимите!

Жюли попыталась было воспротивиться, но при виде упрямо сжатых губ Адама решила не спорить. Она отколола булавки и стянула чепец с головы.

Адам знал, что она хороша собой. Но без строгого чепца, обрамляющего лицо, Жюли явилась перед ним воплощением нежной, трепетной женственности. Он затаил дыхание, залюбовавшись прелестным видением.

Больше всего очаровывали волосы — густые, зачесанные назад, темным, насыщенным цветом напоминающие лучший швейцарский шоколад. Едва чепец был снят, милые завитки затрепетали у щек. Толстая коса доходила почти до талии, и, повинуясь внезапному порыву, Адам скользнул рукой по волосам вниз до конца.

Жюли почувствовала, как коса слегка натянулась в его руках. Сердце сладко дрогнуло в ответ. Ни с того ни с сего участился пульс.

— Отец однажды подарил матери манто. — В глазах Адама появилось отрешенное выражение. — Я ужасно любил гладить мех. Это были русские соболя. У вас волосы, словно русский соболь.

Адам касался только волос, а Жюли казалось, что на ласку отвечает каждая клеточка ее тела. Щеки вспыхнули. Дыхание сделалось столь же неровным и учащенным, как и биение сердца.

Он заглянул в глаза Жюли. Сама невинность, само простодушие, и в то же время в них есть нечто неукротимое, дикое…

— Интересно, что еще в вас русского?

Слова прозвучали вполне благопристойно, но Жюли без труда уловила зловещий подтекст. Возмущенная намеком, поставившим ее на одну доску с безликими наемниками, причинившими ему столько зла, Жюли вспыхнула:

— Для меня общение с некоторыми вашими соотечественниками тоже оказалось испытанием не из легких.

Адам долго смотрел на Жюли, прежде чем заговорить снова:

— Есть много причин не брать вас с собой. Некоторые вы подсказали сами. Пожалуй, мне следует извиниться, и…

— Нет, пожалуйста! — поспешно оборвала его Жюли.

— Вы можете привести мне хоть один довод в пользу того, чтобы решение осталось в силе? Только один. Не логический, а… — Адам знал, что играет с огнем, но остановиться не мог, — чисто субъективный довод.

— Я уже все объяснила.

— Верно. — Намотав косу на руку, Адам властно притянул Жюли к себе. — Но объясните еще раз. — Одно движение — и губы их почти соприкоснулись.

— Нет. — Жюли уперлась ладонями ему в грудь. — Нет! Что за жестокую игру вы затеяли? — Голос ее прервался: девушка сопротивлялась всерьез, но Адам по-прежнему удерживал ее в плену, все туже натягивая косу. — Чего вы от меня хотите?

Глаза ее опять напоминали расплавленное золото, в них бушевало неукротимое пламя. Благоухание вербены щекотало ноздри. Теплое тело льнуло к нему. Что он за подлец: заигрывает с женщиной, которая боготворит его старшего брата! Его влечет к одной, в то время как любит он другую!

Да, будь он порядочным человеком, признался бы юной княжне в том, что очарован ею! Предупредил бы бедную девушку. И она обратилась бы в бегство…

Глаза его потемнели, обрели новую глубину. Теперь они казались скорее синими, нежели серыми, и сверкали, словно драгоценные камни. Хотя рассудок требовал оттолкнуть его, Жюли не двигалась с места.

Адам медленно размотал косу и выпустил ее из рук, отпуская пленницу.

— А теперь, Жюли? Вы по-прежнему хотите со мной поехать?

— Да. — Голос ее звучал тихо, но твердо.