Аня Мулатова попала во второй выпуск Центральной женской школы снайперской подготовки (ЦЖШСП) — он был самым большим, более семисот человек. Первый выпуск в июне 1943-го уехал на фронт, и из него, если верить слухам, уже погиб целый снайперский взвод — 33 девушки утонули на катере на Ладожском озере[83]. Сейчас, летом 1943-го, девушки ехали в ЦЖШСП со всей страны: городские военкоматы отбирали девчонок с отличным зрением, отдавая предпочтение тем, у кого была стрелковая подготовка, и отправляли их в Вешняки группами человек по десять. Не всех приняли по приезде в школу: там была еще одна комиссия. Из двенадцати «здоровых, с зоркими глазами девчат», ехавших из Джамбула вместе с Клавой Логиновой, отобрали в Вешняках только девять. Остальных отправили учиться на другие специальности. Девчонки расстроились: они как раз для снайперской школы были отобраны не случайно, все были активными комсомолками и имели стрелковую подготовку[84].

Школу открыли на базе снайперских курсов в мае 1943 года в Вешняках под Москвой. Однако там не было подходящего полигона, где они могли бы обучаться маскировке и стрельбе, поэтому пришлось подыскивать новое место. Лето курсанты провели в лагерях в деревне Амерево, где кого-то из них поселили в сарае, а кто-то, как Аня Мулатова, оказался в палатках, в которых жили отделениями по 10–11 человек. Аня знакомилась с товарищами по роте — девушками высокого роста, как и она, — «королевами». По росту девушек-снайперов распределяли еще с первого набора, и тогда же у некоторых рот появилось свое, неофициальное название, придуманное то ли начальником женских курсов снайперской подготовки (предшественника школы) Норой Чегодаевой, то ли «важными генералами»[85] из мандатной комиссии, один из которых, вытирая глаза платочком, спросил девушку маленького роста: «Откуда только такие карандаши берутся?» «Карандаши», «королевы» и девушки среднего роста, к которым никакое прозвище не прилипло, — так и получилось, что по школе большинство помнили в основном девушек такого же роста, как они сами, с которыми вместе учились и жили. И из прославившихся посмертно однокашниц по Подольской школе Аня Мулатова запомнила только двух, высоких: Розу и Таню. Таня Барамзина, «несимпатичная простая девчонка, говорунья такая, все говорила и говорила»[86], была очень идейная. Все удивлялись тому, что стреляла она в очках: Аня с подругами все обсуждали, как это ее с таким зрением вообще взяли в снайперскую школу. Решили, что из-за коммунистической или комсомольской работы. В 1944 году Аня слышала о гибели Тани, а после войны узнала подробности. Таня Барамзина, переведенная в связистки из-за еще более ослабевшего зрения, обороняла до последнего блиндаж с ранеными. Если верить рассказу чудом выжившего раненого (когда немцы расстреливали раненых, он притворился мертвым), немцы Таню пытали, а потом расстреляли из противотанкового ружья. Имя мученицы сначала было неизвестно, и ее звали с чьих-то слов просто «девушкой в шинели». Это словосочетание стало крылатым.

Вторую геройски воевавшую и погибшую в бою девушку-снайпера из роты «королев» звали Роза. Роза Шанина была из Архангельска, воспитательница детского сада. Это была очень активная высокая, румяная, светловолосая девушка. У Розы были ясные большие глаза, приятное лицо и густые волосы, но она, с Аниной точки зрения, была совершенно неженственная, ходила мужской походкой враскачку, была грубовата. Говорила громким голосом, с простонародным выговором, сильно окая. Когда в 1944 году Аня увидела во фронтовой газете статью о Шаниной, где корреспонденты называли Розу красавицей, она мысленно не согласилась с таким определением[87].

А Клава Пантелеева была маленького роста, из роты «карандашиков». Как пришли они с Марусей Чигвинцевой на первое построение и встали рядом, так и отправили обеих парой в седьмую роту — с самого начала в школе девушек разбили на пары, и парами потом они учились и работали на фронте. Запомнила Клава из героически погибших только маленькую и худенькую Алию Молдагулову[88]. Впрочем, Алию, необыкновенно активную девчонку, помнили и в других ротах. Клава Логинова запомнила ее с первого же дня: только их привезли в Амерево, как Алия «прибежала, спросила: „Вас кормили?“ и, получив отрицательный ответ, „убежала, шустрая“, разбираться, в чем было дело»[89].

Курсанты начали осваиваться с новым распорядком дня, с военной формой, с мужскими прическами. Ане Мулатовой отрезанные локоны было жалко, когда «тяжелыми колбасками» они упали на пол. Но особенно переживать не стала — бог с ними, с «колбасками». Клаве Пантелеевой новый вид товарищей и свой собственный казался комичным: стрижки как у мальчиков, с короткими чубчиками, да еще в придачу к мужской форме, которая была всем велика и сидела на девчонках смешно. В день, когда стригли, болела Клавина пара Маруся Чигвинцева, и ее не подстригли. Когда курсанток вели строем по Подольску, стоявшие у дороги дети закричали: «Мама, а почему все идут дяди и только одна тетя?»[90]

С первого же дня армейской жизни взялись за них как следует — умываться после подъема в шесть утра повели за два километра на речку. Заболтавшись в столовой, девушки тут же поняли, что позволить себе такого больше не смогут: раздалась команда встать из-за стола, а никто из них еще и поесть толком не успел[91].

Их учили серьезно: в казарме — теоретическим дисциплинам, в том числе баллистике, а также материальной части. Строевая подготовка и стрельбы занимали все остальное время, в любую погоду девушки подолгу находились на улице. Учили рыть стрелковые ячейки различных типов, маскироваться и подолгу сидеть в засаде, ориентироваться на местности, ползать по-пластунски; помимо этого были еще и специальные, для снайперов, занятия: на тренировку наблюдательности и памяти, зрения и твердости руки. Учили еще и приемам рукопашного боя, и метанию гранат[92].

Начав заниматься на полигоне, курсантки сначала вырыли там глубокие траншеи и окопы, оборудовали огневые точки и построили примитивные оборонительные сооружения — сколько же земли пришлось перекопать саперными лопатками! Потом начались занятия по стрельбе на полигоне, где девушки теперь проводили целый день: окапывались, маскировались, учились передвигаться ползком и перебежками и стреляли, стреляли. «Стреляли по мишеням в полный рост, поясным и грудным, бегущим и неподвижным, открытым и замаскированным; стреляли стоя, лежа и с колена, с упора и без него; стреляли на ходу и в статичном положении»[93]. Патронов давали сколько угодно, только требовалось потом собрать все до единой гильзы, и частенько девушки, помогая кому-то из товарищей, у кого не сошелся баланс, ползали все вместе на коленях в грязи, отыскивая пропажу. Когда они научились «сносно владеть оружием», обычные винтовки им заменили снайперскими[94].