Я пожал плечами и натянул пиджак от белого костюма.

Мисс Харпер спросила:

– Куда вы, Гарри?

Я ответил, что сейчас у меня нет никакой конкретной цели, разве что выйти к двери и стоять там в белом костюме, привлекая внимание прохожих. Что же до того, куда я собирался завтра, то это зависело от направления дороги. Я сказал, что просто блуждаю, странствую из одного места в другое, так же как и она.

– Вы же, кажется, говорили, что едете в Джаспер на встречу с мистером Бейкером, – усмехнулась мисс Харпер.

– Бакстером, – поправил я.

– Ну, Бакстером.

– Я в самом деле так сказал. Не думал, что вы меня слушали.

– Разумеется, я слушала, Гарри. Этот человек – делец?

– Вы в самом деле о нем не слышали? Не думал, что кому-то на Западе незнакомо это имя. Короче говоря, – сказал я, теплея к теме разговора, – он величайший и самый известный делец в Джаспере и на всем Западе и, кроме того, автор книги, которая сильно на меня повлияла в юношестве. Что еще важнее, он известен тем, что вкладывает деньги в многообещающих молодых людей. Известно, что благодаря ему сколотили состояние изобретатели складного охотничьего ножа и посудомоечной машины с ручным приводом. Однажды, когда я усовершенствую мой Процесс, я нанесу ему визит… вместе с мистером Карвером, да, мистер Карвер?

Мистер Карвер, сидевший верхом на Аппарате, склонил голову в полусне, словно готовясь к предстоящим трудам.

– Если придется, я готов сутками сидеть у этого человека на крыльце, – продолжал я, – до тех пор, пока его дворецкому не придется меня впустить. Или запрыгнуть к нему в экипаж, когда он будет проезжать мимо театров на Свинг-стрит, и заговорить с ним, прежде чем кучер успеет меня вышвырнуть. Думаю, если я смогу заговорить, меня уже не остановят…

Мисс Харпер рассмеялась.

– А может, я прожду Бакстера всю ночь в библиотеке, попивая его бренди. Он не будет возражать – вычтет позже из наших совместных доходов. О, я обдумал все возможные способы нашей встречи…

Я рассказал мисс Харпер почти все о своих мечтах, а она взамен лишь накормила меня сказками: сказала, что была школьной учительницей в городке рядом с Гибсоном, что они со стариком приехали на Запад навестить лежавшую при смерти тетку, и наплела много других небылиц, на которые я не собираюсь тратить чернила. Не хочу сказать, что Элизабет не умела врать – это не так, но я не поверил ни одному ее слову.

Розовый свет заходящего солнца пробился сквозь окна, осветив мистера Карвера, восседавшего на Аппарате, и придав ему зловещий вид. Сам Аппарат был, как всегда, великолепен. Начищенные детали сияли в вечернем свете, стеклянные купола и трубки были так прозрачны, что в них можно было прочитать отражения лозунгов, украшавших стены в зале. В магнитных цилиндрах чувствовалась тяжеловесное изящество, присущее молитвенным барабанам аборигенов Нового Света. Аппарат загудел. Старик Харпер, задремавший на одной из скамеек в задней части зала с палкой на коленях, храпел не в такт непредсказуемым колебаниям Аппарата.

Я стоял у дверей, когда горожане начали собираться к вечерней молитве. Святой отец пожимал кому-то руки, я тоже пожимал руки кому-то еще, словно между нами шел счет на души. Помню, что почти все мужчины в этом городе носили высокие шляпы, а женщины были одеты просто, в одежду серых и черных тонов.

* * *

Тот город назывался Кенаук. Теперь я вспомнил. Это словечко из языка Племени. Значение неизвестно – по крайней мере, мне[6].

* * *

Если вы когда-нибудь были на собрании улыбчивых, вы знаете, как там все происходит. Они везде одинаковы, потому что один из догматов Новой Мысли гласит, что все люди одинаковы. Горожане уселись в круг вокруг сцены и после приветствия пастора натянуто улыбнулись до ушей и с притворной радостью пожали руки соседей. Затем под руководством пастора они начали декламировать ежедневные Утверждения. Когда дело дошло до слов о богатстве, успехе и удаче, я едва слышно начал повторять за ними, хотя никогда не выносил ритуалов. Карвер с отвращением покачал головой и что-то пробормотал. Я жестом велел ему молчать.

Потом заговорил пастор. Прихожане сидели, держа шляпы на коленях и то и дело прихлопывая комаров, залетавших в зал без приглашения. Пастор, казалось, нервничал под их пристальными взглядами. Аппарат занимал почти всю сцену, поэтому пастору приходилось слегка отклоняться, чтобы его было видно, и всякий раз, резко поворачиваясь в сторону, он рисковал высадить себе глаз огромной ручкой Аппарата. Темой проповеди была война. Точно не помню, о чем в ней говорилось, но в то время я слышал таких проповедей немало.

Первым делом пастор признал, что наступили темные времена и беда, которая делает нас сильнее и ведет к успеху, иногда может казаться непреодолимой. Иногда трудно улыбаться. Иногда нелегко разглядеть хорошее. Пастор предположил, что все читали газеты и знают, что случилось на севере, в Мелвилле и Гринбэнке, где кипела битва между Стволами и Линией, и о том, что случилось в городке неподалеку, который Линия захватила и превратила в свое укрепление, и в других городах, которые, по словам проповедника, оккупировали торговцы Стволов, превратив их в рассадники мерзости, порока, дурмана и постоянных пьяных драк. Затем пастор помолчал и произнес громко и отчетливо, словно по подсказке свыше, что он и улыбчивые в этом великом и нескончаемом конфликте сохраняют нейтралитет. Он сказал, что улыбчивым нет дела до политики и их волнует лишь одно: силен ли ты, счастлив ли и усерден ли в делах? Он бросил взгляд на окна, словно за ним следили. Едва ли, но кто знает…

Рослый мужчина в заднем ряду вскочил и крикнул:

– Что им здесь надо? Что им надо здесь, черт возьми?

Он добавил, что они лишь простые люди из Западного края и у них нет ничего, что пригодилось бы Великим Силам, и продолжил сетовать на перебои в делах и падение прибыли из-за войны. Некоторые из собравшихся присоединились к крикуну. Одна толстая женщина заявила, что ей приходится держать своего, как она выразилась, сына-балбеса взаперти, чтобы он не сбежал на фронт к Стволам на верную смерть, ведь кто же тогда будет работать в лавке, да и вообще когда же этому придет конец? Пастору нечего было на это ответить, и люди начали во весь голос обмениваться слухами, пока за окном постепенно темнело. Секретное оружие! Клад холмовиков! Нефть! Дезертиры, беглые служки Линии и агенты Стволов, которым известны ужасающие слабости их хозяев, скрываются среди нас!

Я тщетно пытался различить выражение лица Элизабет Харпер. Сидевшая впереди нее женщина вскочила, загородив Элизабет от меня, и до жути спокойно и буднично сказала, что Великая война подходит к концу, а с ней придет конец и всему свету. Другая женщина заявила, что война и правда скоро закончится, что ее муж говорит, что Великие Силы скоро сотрут друг друга в порошок, и установится мир. В конце концов пастор топнул ногой, чтобы привлечь внимание. Делать это с улыбкой на лице, даже такой безжизненной, как у него, было непросто, и я восхитился твердости его духа.