С этими словами он сбежал по ступенькам и присоединился к Дине и леди Хинидж, которая совершенно не радовалась выигрышам своего мужа. Откровенно говоря, единственным обстоятельством, омрачающим настроение сэра Рэтклиффа, было поведение его жены. Когда вечером она вернулась в свою спальню, он догнал ее и вошел вслед за ней.

— На пару слов, — сказал он, схватив ее за руку. Женщина попыталась вырваться, но не сумела. — Какого черта та заискиваешь перед этой скотиной Грантом? Я этого не потерплю, ты слышишь? Держись от него подальше.

Все еще пытаясь вырваться, она возразила ему:

— Нет. Я твоим грязным развлечениям не мешаю. А в моих разговорах с мистером Грантом нет ничего дурного. Я буду поступать так, как захочу.

— Еще чего, — рявкнул он, выкручивая ей руку. — Ты будешь делать то, что я скажу, или пеняй на себя.

Ей опять не удалось вырваться.

— Ничего я делать не буду. Ты не имеешь права мне указывать.

На этот раз муж отпустил ее, но лишь для того, чтобы ударить по лицу тыльной стороной ладони.

— Ты слышала, что я сказал, женщина. Что-то ты обнаглела в последние дни.

— Я чиста перед тобой. Можешь ли ты сказать то же самое о себе?

Очередной удар швырнул ее на пол. Сэр Рэтклифф склонился над ней и грубо сорвал с нее драгоценности.

— К черту, женщина, ты их не заслуживаешь.

Он повернулся и вышел. Леди Хинидж с трудом поднялась на ноги. Неужели он и с Сюзанной Уинтроп так же жесток? Наверное, нет пока.

Она медленно переоделась ко сну, решив не вызывать служанку. Влезть на постель было больно: ее тело после падения было покрыто синяками. Эта ночь была далеко не первой, когда боль и стыд мешали ей уснуть.

Вскоре после полуночи леди Хинидж задремала, но ее разбудили какие-то тихие звуки. Шум доносился из спальни мужа, которую она считала пустой. Зная, что сэр Рэтклифф не привык возвращаться от Сюзанны до рассвета, леди Хинидж встала, подошла к двери его комнаты и зажгла свет, чтобы увидеть… что?

Мужчина был одет в черное, а широкий шарф, обмотанный вокруг головы, полностью скрывал его лицо. На залитом лунным светом туалетном столике стоял открытый сейф сэра Рэтклиффа, и вор вынимал из него кожаные футляры с драгоценностями. Ожерелье уже лежало на большом черном шелковом платке, расстеленном на кровати.

Почему-то леди Хинидж совершенно не испугалась. Взломщик невозмутимо продолжал рыться в сейфе. Теперь она заметила и пачку бумаг, вынутых из сейфа и аккуратно сложенных на платке.

Мгновение она и вор глядели друг на друга. Леди Хинидж подумала о том, чтобы поднять тревогу, но затем вспомнила о своей загубленной жизни, о бриллиантах, которые жгли ее кожу, и о ненависти к ним и к мужу.

Очень медленно она повернулась, погасила свет и вернулась в постель, позволив взломщику завершить свою ночную работу.

Впервые за много месяцев она уснула с улыбкой на губах.

Когда дверь открылась, Коби решил, что сэр Рэтклифф вернулся из спальни Сюзанны раньше обычного. И что теперь делать?

Но это была леди Хинидж, похожая на привидение в своей длинной ночной рубашке, с распущенными седеющими волосами, с полными ужаса глазами, глядящими прямо на него. Коби хотелось зааплодировать: он ждал от нее истерики или криков, которые разбудили бы весь дом и вынудили бы его спасаться бегством…

Он решил ничего не предпринимать. Единственный шаг к ней, единственное слово могли бы разрушить ее неестественное спокойствие.

Женщина замерла. Она протянула руку, чтобы выключить свет, и молча вышла из комнаты. Весь эпизод занял не более минуты.

Только теперь Коби понял, что канат, по которому он идет, натянут гораздо выше обычного. Он не думал, что леди Хинидж его узнала. Наконец он вынул из кармана карточку и бросил ее в пустой сейф, оставленный на туалетном столике.

Последний этап опасного приключения остался позади. Рассовав добычу по карманам, Коби вылез в окно. Чтобы добраться по балкону до открытого окна собственной спальни, хватило нескольких мгновений. Принесенная из сада лестница уже стояла у стены оранжереи, чтобы создать впечатление, будто вор проник в дом снаружи.

Коби сложил письма принца в большой дорогой конверт из белой бумаги ручного отлива и запечатал искусно сделанной печатью, купленной в одном из лондонских ломбардов.

Конверт был адресован лично Его Королевскому Высочеству принцу Уэльскому. Ранним утром Коби как обычно собирался отправиться на верховую прогулку и по пути положить конверт на стол для входящей корреспонденции.

Теперь оставалось принять ванну и переодеться ко сну. Похожий на ангела, во всем белом и с вьющимися золотистыми волосами, он открыл дверь Дининой спальни и бесшумно улегся в постель рядом со спящей женой, чтобы проснуться утром в ее объятиях.

Сэр Рэтклифф Хинидж лежал в постели с Сюзанной Уинтроп. Почти рассвело, пора было уходить. Он шевельнулся; она в полудреме прижалась к нему. Проснувшись окончательно, женщина с некоторым раздражением сказала:

— Я в самом деле не знаю, что делать.

— Ты о чем? — встревожился ее любовник. Его пугало, когда женщины начинали размышлять. Лучше бы они ограничивались чувствами.

— О том, что у меня будет ребенок.

— А что можно сделать? Твой муж знает, и вроде не против.

Только этой заботы ему не хватало.

— Он понимает, что ребенок не от него, но готов признать его и сделать своим наследником; только боюсь, он может узнать, что ребенок твой.

Сэр Рэтклифф хрипло рассмеялся.

— Не думает же он, будто это работа Аполлона!

Сюзанна, уткнувшись лицом в подушку, ответила сдавленным голосом:

— Почему-то он в этом уверен. Он всегда считал Коби моим любовником.

Она умолкла и повернула к нему искаженное болью лицо.

Сэр Рэтклифф грубо возразил:

— Я полагал, его бы сильнее взволновало, если бы отцом ребенка оказался Коби, а не я. Все-таки Грант — незаконнорожденный ублюдок, а я принадлежу к известному роду.

Сквозь слезы Сюзанна ответила:

— Знаю, но он ведь всегда был уверен, что я изменяю ему с Коби, и примирился с этим. Но если он узнает, что ребенок от тебя, то наверняка рассердится. Получится, будто у меня два любовника одновременно. Он этого не потерпит.

Сэра Рэтклиффа разобрал смех.

— Неплохая шутка, при том что ты клялась мне, будто никогда не была любовницей Гранта. Но нам обоим ведь только лучше, если он будет верить, что это ребенок Гранта, так чего волноваться?

— Потому что… — теперь и ее голос был искажен болью, — я ужасно обошлась с Коби. Он всегда был честен со мной, а теперь все вокруг думают, будто я забеременела от него. Я даже намекнула на это его жене. Я не представляю, как сказать ей правду. Это же так подло… сама не знаю, зачем я это сделала…