есть ее координаты были привязаны к маске, и эти данные позволяли вычислительной системе установки управлять обстрелом электронными пушками злокачественного новообразования. Она била электронными пучками по местам расположения опухоли с точностью до миллиметров! Конечно, сразу таких подробностей врач мне не сообщал, но общий принцип предстоящих процедур я понял и сделал для себя вывод, кто будет играть главную роль в этом процессе. Как и в жизни, герои почти всегда находятся на заднем плане.

Я полагаю, что теперь читателю понятна противоречивость моего отношения к появившимся фактам. С одной стороны, мне, как поклоннику точных наук, импонировала мысль, что лечить мою болезнь будут передовой, основанной на достоверных расчетах, методикой. С другой стороны – кто будет делать эти самые расчеты, если принять во внимание положение дел в нашей обветшавшей системе образования? Все инженеры, работающие в радиологии, были молоды, и ясно, что из их дипломов еще не выветрился запах типографской краски. Я не столько ставил под сомнение их профессиональные навыки и способности, сколько отношение к труду, работе. А если основным мерилом их деятельности является не творческое удовлетворение и гордость за результаты труда, а бабло, которое за это получишь? В результате любая неточность, вызванная халатностью, и вкравшаяся в подготовку данных для компьютера лучевой пушки, обернется тем, что смертоносные для раковой опухоли электронные лучи где-то будут бить мимо, а оставшиеся в живых клетки опухоли дадут начало рецидиву болезни с еще худшим прогнозом.

Так или иначе, но на тот момент выбора уже не было, да и времени уже не оставалось, слишком затянулась церемония подготовки к активному врачеванию заболевания.

Моя болячка уже пышно «цвела» присущими только ей мрачными оттенками красок, и если раньше я чувствовал, что моему организму не достает самой малости для победы над хворью, то теперь рак своими клешнями все крепче подгребал меня в свои объятия: стал терять вес, быстро наступала усталость. Одной таблетки обезболивающего лекарства уже не хватало на сутки, чтобы поберечь изрядно подсевший желудок, я был вынужден несколько часов терпеть боль. Время иллюзий прошло, стало очевидно, что без сторонней помощи меня ждет скорая и верная гибель.

На сердце камнем лежала постоянная тревога. Я не представлял, чем может закончиться лечение. Поэтому разговор с врачом, который впервые рассказал, как будет проходить лечение, подействовал на меня словно бальзам на рану, возродив надежду. Если раньше я мысленно представлял людей, лечившихся от онкологии, обреченными на гибель, то теперь, оказавшись в таком же положении и получив достоверную информацию по проблеме, ощутил в себе решимость бороться с болезнью и победить. Такова природа выживания: если появляется хоть небольшой шанс, человек будет использовать его до последней возможности.

Я тоже всецело уверовал в результат предстоящих процедур. Мне представлялись картинки того, как ускоренные магнитным полем электроны будут бомбардировать «зло», захватившее часть моего тела. Чем не готовый сюжет для фэнтези?

Я говорил, что в связи с ремонтом меня поселили в хирургическом отделении, на восьмом этаже больницы, в палате, которую выделили для ЛОР-пациентов радиологии. Это угнетало. Дело в том, что у пациентов ЛОР-радиологии внешние признаки болезни не так заметны, тогда как больные хирургического отделения, прооперированные по поводу опухолей внутренностей, являли из себя печальную картину. Сами операционные находились на девятом этаже, откуда периодически спускали на лифте каталки с прооперированными людьми. Наша палата находилась аккурат возле этого лифта, и приходилось видеть глаза этих несчастных. В них читались удовлетворение и надежда на удачу. Каждый из них верил в свою звезду, в то, что именно он попадет в статистическую часть везунчиков, которым операция существенно продлит жизнь. Тягостное впечатление производило и множество молодых пациентов. Мои и без того слабые силы уходили на сопереживание им, заболевшим в расцвете лет. Некоторые из них даже не успели создать семьи, родить детей. В дальнейшем совместное пребывание на краю пропасти размыло границы наших различий, а сама болезнь стала восприниматься спокойно, по-деловому что ли.

За несколько дней, проведенных в больнице, мне сделали уйму анализов. Тщательное УЗИ опухоли и соседствующих с ней областей показало, что она локализована в одном месте. Близлежащие лимфатические узлы воспалены, но следов повреждения раковыми клетками не имеют. Я не случайно употребил выражение «тщательное УЗИ», потому что еще никогда мне не проводили исследование с такой скрупулезностью. Несколько раз за время сеанса врач вызывал коллег для совместного обсуждения тех или иных возникших вопросов. Только через час было составлено подробное описание результатов. В целом мои опасения о распространении опухоли на соседние области из-за затяжки лечения оказались, к счастью, напрасными. Это был первый обнадеживающий факт с момента постановки диагноза, и я с радостной надеждой принял его к сведению. Моя вера в выздоровление укрепилась.

Но, радоваться тому, как хорошо идет лечение, было еще рано. Как выяснилось, в больнице из трех имеющихся установок ускорителей рабочими оказались только две, которые попеременно ломались. Была еще одна, новая, в не распакованных ящиках, но она ждала специалистов из Чехии, где ее изготовили, которые должны были запустить агрегат в эксплуатацию. Сроков же никто не знал.

Эти обстоятельства расстраивали меня не только как пациента, но и как инженера советской выправки, переживающего за деградацию технических возможностей собственной страны, в которой почти исчезли центры, способные проектировать и производить высокотехнологичное оборудование. И ядерная держава, к тому же обладающая несметными природными богатствами, вынуждена томиться ожиданием когда кто-то соизволит приехать и показать, где находится кнопка включения медицинского оборудования, купленного по запутанным схемам. Тем не менее, конкретная дата начала процедур была назначена – через десять дней. А до тех пор меня отпустили домой, на побывку. Вещи же остались в больнице, место тоже было зарезервировано за мной.

Воспрявший духом, я отбыл домой, решив вернутся назад на своей машине, как и многие пациенты больницы. Машина, помимо прочего, могла стать частичкой дома, взятой с собой на время непростых испытаний.

Выпавшие на мою долю горести в полной мере разделяла моя дорогая одноклассница, моя Таня. Она пропускала через себя весь объем информации и эмоциональных нагрузок, вызванных моей болезнью. Было заметно, что эти переживания отражаются на ее собственном здоровье. Таня скрывала это, но я, конечно, видел – слишком сильно мы проросли друг в друге. У нее появились проблемы со сном и утомляемость из-за этого. Простуды, пусть и легкие, стали частыми – иммунная система давала сбои. Однако я знал, что Таня серьезно относится к здоровью, и моему тоже. Сам-то я в этом отношении был достаточно безалаберным, и мне было даже удобно, что