Первое, что я почувствовал, когда пришел в себя, был запах гари. Поначалу я подумал, что Марта что-то оставила на огне. Потом осознал, что лоб мой покоится на какой-то твердой, гладкой поверхности. Я поднял руку и ощупал ее. Она оказалась круглой. Это был руль моей машины. На колени мне капала какая-то жидкость. Я сделал усилие, пытаясь увидеть, отчего брюки у меня стали мокрые, провел дрожащей рукой по колену, поднес ее к глазам: ладонь была красная.

Ценой неимоверного труда мне удалось поднять голову. «Ланча» врезалась в дерево. А запах гари шел из-под капота, откуда поднимались завитки серо-синего дыма. Я открыл дверцу и выбрался из машины. Ощупал лицо. Кровь текла из носа и раны на лбу. Звук мотора заставил меня повернуться, и я краем глаза увидел удаляющийся на большой скорости каштановый «форд».

Я чувствовал себя чудовищно слабым и пребывал в полном недоумении. Вытерев лицо рукавом, вытащил из багажника огнетушитель. Полил, не скупясь, мотор. У замка на холме был безобидный вид, но стоило мне на него глянуть, и у меня тут же начинало стрелять в голове. Я сел за руль и дал задний ход. Двигатель покашлял, но заработал. Повреждения оказались не такими уж страшными. Я поехал в направлении Женевы, высматривая станцию обслуживания; до нее оказалось меньше трех километров.

Хозяин, высокий, нескладный тип в замасленном комбинезоне, никак не откомментировал мой вид. Я оставил ему «ланчу» и взял у него напрокат старый «Пежо-104» такого лимонно-желтого цвета, что при одном взгляде на него уже начиналась оскомина. Еще денька два в подобном режиме — и я вполне дозрею до того, чтобы надолго стать пациентом четырехзвездной клиники милейшего доктора Ланцманна.

В Женеву я приехал в двадцать тридцать. Марта, увидев меня, перепугалась, но я ее успокоил, объяснив, что какой-то лихач врезался в меня и «ланча» в ремонте. Она помогла мне умыться и промыла рану. Я был до предела измотан и мечтал об одном — завалиться в постель. Тем не менее сперва я решил заглянуть в путеводитель по достопримечательностям Швейцарии. Замок Клаузен находился там, где ему и положено, недалеко от немецкой границы. Из короткой справки я узнал, что его последний владелец, Лукас фон Клаузен, шесть лет назад сломал шею, свалившись с лестницы. Едва я прочел «Лукас фон Клаузен», у меня возникло упорное ощущение, что я знаю это имя. Это было так, будто темный покров, натянутый у меня перед глазами, вот-вот разорвется под воздействием некоего фантастического напряжения. Марта обеспокоилась моим состоянием, но я сказал, что у меня просто болит голова. Она принесла мне таблетку, и я машинально проглотил ее. Я лег, но фамилия Клаузен, начертанная огненными буквами, горела у меня под веками. Почти сразу я заснул тяжелым, беспокойным сном.

Мне приснился любопытный сон. Как будто я во сне разговариваю, а преобразившаяся Марта наклонилась надо мной, подрагивая узким змеиным языком и вперившись мне в лицо фосфоресцирующими глазами. А потом я вошел в огромный, без мебели, бальный зал замка Клаузен со сверкающим паркетом и хрустальными люстрами. В нем торжественно вальсировали пары, но танцоры были голые — скелеты, лишенные плоти и лишь обтянутые кожей. Хозяин замка, лысый старик с жестокой улыбкой, протянул мне бесплотную руку с длинными когтями, но притом необъяснимо трогательную. И тут из пустоты возникла Марта, прикоснулась к нему семисвечником, и старик распался, превратившись в кучу отвратительных насекомых.

Весь в поту я проснулся от страшной жажды, во рту стоял горький вкус таблетки. Марта принесла мне воды, говорила успокоительные слова, но на миг мне почудилось, будто в глазах у нее горит сдерживаемое торжество. Это было совершенно нелепо, и я отогнал эту параноическую мысль. Первое, о чем я должен думать, — о Максе, который преследует меня, и еще надо иметь в виду этот таинственный каштановый «форд».

Снова заснуть мне удалось, только когда забрезжил рассвет.

Когда я встал, совершенно разбитый, Марта уже ушла. На мраморном столике в кухне она оставила записку. Она поехала к своей матери, которая плохо чувствует себя. Мать Марты — немощный и безжалостный тиран. По мне, ей давно уже место в доме для престарелых, но Марта, естественно, придерживается другого мнения. Встречался я с ней всего один раз, в самом начале нашей совместной жизни, и после того у меня ни разу не возникло ни малейшего желания снова увидеть эту старую драконшу.

Рану на лбу дергало. Это была широкая ссадина, шедшая наклонно от левого виска к правой брови. При моей небритой боксерской физиономии она придавала мне зловещий вид отпетого головореза. Я принял душ, побрился, выпил чуть ли не литр черного, крепкого, сладкого кофе, заставил себя проглотить стакан йогурта и оделся. Черные вельветовые джинсы и серый свитер.

Путеводителя на столе в гостиной не было. Марта, видимо, поставила его на полку. И опять меня охватила паника из-за невнятности происходящего. Когда тебя преследует Макс, загадка Марты совсем уже лишняя… И внезапно я понял, чем займусь сегодня.

У желтого «пежо» было одно преимущество — это была не моя машина. Я ехал медленно, внимательно наблюдая за всем, что происходит вокруг, но ничего подозрительного не заметил. Привычные картины мирной сельской местности, где мирно пасутся мирные коровки.

Подъехав к деревушке, где живет мать Марты, я остановился у первой телефонной кабины и набрал номер. После шестого длинного гудка Марта ответила. Не произнеся ни слова, я повесил трубку и вернулся в машину.

Я проехал по главной улице деревушки: с дюжину домов и кафе-бакалея-табачная лавка-аптека. Дом матери Марты находился за деревней неподалеку от заброшенной старинной литейни. Я медленно подъехал к нему. Машины Марты там не было.

Я затормозил у заржавленных ворот. Во время моего предыдущего и единственного визита они были выкрашены, вьющиеся розы укрывали фасад дома и двойной ряд бегоний вел прямиком к входной двери, которую кокетливо украшал веночек, сплетенный из трав. Сегодня же в доме были закрыты все ставни. Сад заполонили сорняки. Калитка заперта на большой висячий замок, а пожелтевший венок валяется на земле. На втором этаже одна ставня свисает, полусорванная с петель, и под ней я заметил разбитое стекло. Меня бросило в пот: дом выглядел нежилым. И тем не менее Марта только что ответила из него по телефону… Шарканье за спиной заставило меня обернуться. Покуривая трубку, шел старик с сумкой в руке. Я обратился к нему:

— Простите, я хотел бы увидеть госпожу Мозер…

— Ничего не выйдет.

Из-за тягучего выговора я плохо понимал его.

— Она здесь больше не живет?

— Само собой, нет.

И он сухо хихикнул.

— А вы не скажете, где я могу ее найти?

Он молча ткнул трубкой прямо перед собой. Я последовал взглядом в указанном направлении и увидел белые кресты маленького кладбища. Старик сообщил:

— Она, бедолага, уже полгода как скончалась.

— Это та самая госпожа Мозер, которая болела и у которой есть дочка?