Убийство Павла I было обусловлено не только стремлением освободить верхи дворянства от тягот службы, но и повязать причастностью к заговору и отцеубийству будущего молодого императора Александра I. Наследник, безусловно, не был столь прямодушен, как Павел, но он не мог желать смерти отцу, даже нелюбимому им. Можно с уверенностью сказать, что он не был посвящен в детали заговора и уж совершенно точно не предполагал убийства императора.

Александр Павлович мог противиться заговору еще в меньшей степени, чем сам император. Его «якобинское» воспитание не шло до черты отцеубийства, но вполне обеспечило оппозицию Александра многому из того, что делал Павел. Тем не менее, быстрая отмена многих внеш них проявлений порядков, учрежденных Павлом, не означала, что Россия получила от Александра возможность жить «как при бабушке». Его «теоретический» либерализм не был реализован в революционных изменениях, которые могли бы разрушить государство. Александр I прекрасно осознавал опасность «европейничанья». Либерализм был его частной жизнью, а державные интересы – долгом. Главари заговора очень быстро были устранены не только от каких-то надежд на власть, но от всех связанных с государством дел. Преемственность русской власти оказалась весомей легенды о золотой табакерке.

Император Александр II Царь-Освободитель, Царь-Реформатор через четверть века своего славного царствия был убит бомбой террориста.

Жизнь и судьба Государя Императора Александра II – яркое и поучительное свидетельство могучего творческого начала Верховной власти, с одной стороны. А с другой – поразительного легкомыслия, беспомощности перед, казалось бы, ничтожными персонажами, шаставшими по России в бесплодных поисках народной любви. Гордая и милостивая натура Царя не ведала тревожного интереса к этим зародышам гражданской войны, не беспокоилась невидимым до времени вирусом разложения. «Что они хотят от меня?» – недоумевал Государь среди домашних.

Воспитанный чувственным и романтичным поэтом Жуковским, старавшимся оградить Наследника от суровой повседневности николаевской эпохи, Александр II стал натурой многосложной, совмещая в себе и решительность реформатора, и стойкость консерватора, и мягкость либерала. Жесткий консерватизм, воспитанный на государственной службе, к которой он был приобщен с самых молодых лет, совмещался с замыслами больших и давно назревших перемен, очевидность которых следовала из поражения России в Крымской войне и из расстроенных государственных финансов. Проведенные реформы – прежде всего, освобождение крестьян от крепостного права, судебная и земская реформы, нововведение в сфере образования, военного строительства, финансов – приближали Россию к европейским «стандартам». Но по тем же «стандартам» возбуждали в ней противогосударственные элементы, которым не терпелось превратить реформы в революцию, в полное разрушение России, ненавидимой ими, прежде всего лично – мощь Империи не предвещала успеха стране этим жалким бездарям.

Оценка этих реформ и следовавших за ними изменений существенно искажена идеологизацией, захватившей наш народ на многие десятилетия. Обличение «крепостничества» – одно из направлений беспрестанной агитационной работы, которая привела к тому, что оценка крепостного права кажется самоочевидной и уже не требующей никакого осмысления. Значительную роль в изобличении пороков крепостничества сыграла русская литература, которая подбиралась коммунистическими идеологами вполне определенным образом, чтобы продемонстрировать: большевицкий погром был вполне оправдан и подготовлен возмущением народа. Мол, «низы не могли жить по-старому».

Реальность различных форм зависимости человека от человека, приводящая к несвободе, носит совершенно иной характер, отличаясь от привычной нам точки зрения. Например, античный период истории всегда связывают с рабством и полагают, что его крах обусловлен именно этим: невозможностью сохранения подобных отношений. Между тем, рабство определяло статус несамостоятельных людей, которые не способны распоряжаться своей жизнью и ответственно относиться к своим обязанностям в отношениях с другими людьми. Это вовсе не означало, что раб был «вещью» и с ним можно было творить все, что угодно. Напротив, рабу никто не отказывал в человеческом достоинстве. Например, в одном из диалогов Платона описывается ситуация, когда за убийство раба полноправный грек был связан хозяином этого раба, и брошен в канаву до прихода представителей власти, которые должны были расследовать преступлении. Там убийца и скончался.

Отношения зависимости, которые, согласно марксистской историософии, называются «феодальными», также не были однозначно негативными. Они структурировали и стабилизировали общество, позволяя ему плодотворно развиваться. Невозможно совместить образ забитого и нищего русского крестьянина с образом чудо-богатыря – суворовского солдата, пришедшего на государеву службу из крестьян. Невозможно совместить россказни об ужасах крепостничества с биографией Михайло Ломоносова.

Картины бедствия крестьян, описанные Радищевым в «Путешествии из Петербурга в Москву», – следствие помрачения рассудка, искажающего восприятие социальной действительности. О чем Пушкин написал: эти картины написаны пером, которое обмакнули в желчь. Им противостоят другие картины, на которых «следы довольства и труда». Страдальческие мытарства некрасовских мужиков опровергаются его же более глубокими стихами. И вполне успешной жизнью Некрасова как писателя, карточного игрока и помещика.

Александр II (Фото между 1878 и 1881 гг.)

Представление истории как постоянно развивающейся идеи свободы, связано с европейской мыслью, где эта идея, в самом деле, начиная с эпохи Просвещения, представляется как ключевая и вневременная. Разумеется, идея свободы охватывает лишь небольшой период и небольшой регион. Она сыграла выдающуюся роль в крушении традиционных обществ и погрузила человечество в беспрерывные войны и революции, потребовавшие положить на алтарь свободы столько жертв, сколько не было в эпохи самых страшных тираний.

Отмена крепостного права не стала продуктивным решением. Оно породило целое движение «шестидесятников» – образованцев, не верующих в Бога и ненавидящих Россию. Из нигилистов и бездушных рационалистов, описанных Тургеневым в «Отцах и детях», выросли террористы, чья ненависть к России сочеталась со страстью к абстракции свободы – выросшей в сознании этих людей бесовщины. «Бесы», описанные Достоевским – тип людей, едва коснувшихся образования и получивших вместе с ним яд западничества, составленный из иллюзий, фобий и развитых из того и другого формальной логики, доводящей до убежденности в своей правоте. «Право имею», как полагал герой Достоевского из «Преступления и наказания». До сей поры люди этого типа полагают, что имеют право клеветать на Россию и желать ее уничтожения.

Суть проблем, связанных с крепостной зависимостью, отразилась в бессмертной поэме Гоголя «Мертвые души». Страдание крестьянина наступали только там, где помещик лишался рассудка. Самые несчастные крестьяне – плюшкинские. А не блещущий человеколюбием Собакевич, напротив, гордился добротностью своих подопечных. Фантазерство Манилова убивало среди его крестьян чувство ответственности, и хозяйство приходило в упадок. Точно так же, как при Плюшкине юный Прошка становился вором, а при жулике Чичикове слуга Петрушка – пройдохой. Крестьяне, рассуждающие в начале романа о колесе чичиковской брички, – это совсем другой человеческий тип, это не забитая часть общества, а его опора.