вдоль скалистой

стены от Лёгберга

к Скьяльдбрейдуру.

— Послушай, — останавливает меня профессор, — ты явился сюда шутки со мной шутить?

7

В тот вечер я поселяюсь в гостинице «Лейв Эйрикссон»,[20]расположенной прямо перед церковью Хатльгримма в Рейкьявике.

За окном гудит уборочная машина на пустынной тихой улице. Церковь Хатльгримма купается в ярком белом освещении. Фасад напоминает зубцы айсберга, плывущего по пустынному морю.

Не спеша я иду к вегетарианскому ресторану «У ближайшей травинки», где съедаю суп и овощную лазанью.

Вечером мне в номер гостиницы звонит начальник полиции Боргарнеса. Ему принесли данные вскрытия.

— Преподобный Магнус умер от инфаркта.

Я молчу так долго, что он наконец спрашивает, на линии ли я.

— От инфаркта? В купальне около дома?

— Он мог упасть туда. В легких преподобного была обнаружена вода, но ее слишком мало, чтобы сделать вывод, что он утонул. У него отказало сердце.

— Но что он делал в купальне? Полностью одетый? И как быть с украденным пергаментом и «блейзером»?

— Разумеется, мы продолжим расследование. Но инфаркт не уголовное дело.

Он этого не говорит, но я понимаю, что отныне эпизод с фотографией и сообщением преподобного Магнуса имеет чисто академический интерес.

— И что же, вы думаете, стало причиной инфаркта? — язвительно спрашиваю я.

— Конечно, ему могли угрожать. Но доказать связь между инфарктом и предполагаемой кражей кодекса весьма трудно.

Когда полицейский называет кражу «предполагаемой», становится очевидным, что он не очень уверен в том, что она произошла на самом деле. И я могу его понять.

В гостинице я пытаюсь разобраться в своих записях и найти логику во всем, что мы уже знаем. Может быть, арабы — члены банды, которая специализируется на выслеживании и краже культурно-исторических ценностей для рынка нелегальных коллекционеров? На Среднем Востоке имеется немало безумно богатых нефтяных шейхов с подвалами, битком набитыми художественными сокровищами, которые любой музей с гордостью мог бы выставлять в своих надежно защищенных витринах. И все же многое в этом деле смущает меня. Я не вижу целостной картины. Хронология и различные исторические линии пока представляют собой хаос.

Однако я слишком устал, чтобы сосредоточиться. Я засыпаю, лежа на кровати. Полностью одетый. Не почистив зубы и не умывшись. Во сне я вижу неодобрительный взгляд мамы с небес.

1

Черная как уголь вертикальная стена лавы вздымается к небу. Острые зубцы торчат на фоне облаков, летящих с запада. В ущельях тут и там с шипением вырываются столбы подземного пара. Выступающие скальные фрагменты образуют рваные лавовые монолиты. Пар из-за соприкосновения с морозом поднимается над озером и болотистой низменностью в обрамлении серебра. Внизу у колоссальных горных масс, рядом с маленькой деревянной церковью, приютилась горсточка домов, которые словно пытаются прижаться друг к другу, чтобы согреться. Здесь Северо-Американский и Европейский континенты тянут к себе Исландию каждый в свою сторону — так в Тингведлире образовался разлом между двумя тектоническими плитами.

— Ну, давай посмотрим, — говорит Трайн снисходительно, — где же твоя пещера с сокровищами?

Я с неудовольствием гляжу на многокилометровый разлом.

Никому из посетителей Национального парка в Тингведлире не удается избежать особого настроения, вызываемого очарованием местных красот. Именно здесь в 930 году, в непосредственной близости от разлома, под открытым небом впервые был созван альтинг — самый древний парламент на земле. Отсюда законоговорители смотрели на местность с голыми лавовыми формациями и обломками скал, кустами и тощими деревьями. Между рекой и ручейками они ставили на траве свои палатки во время тинга.[21]

Мы с Трайном вновь смотрим на записанный мной расшифрованный текст Снорри:

Число зверя

указывает путь

вдоль скалистой стены

от Лёгберга

к Скьяльдбрейдуру.

Трайн показывает на недавно сооруженный деревянный помост около одной скалы:

— Это Лёгберг — Скала законов. Отсюда провозглашались законы и все свободные мужчины могли изложить свое дело. Вот здесь стояли эти герои-великаны из наших книг по истории, здесь вместе с другими законоговорителями, приехавшими на альтинг, правил Снорри. — Трайн прикрывает глаза от солнца ладонью и смотрит по сторонам. — Если хорошо поискать, — говорит он язвительно, — то мы сейчас увидим где-нибудь большой красный крест, да?

Он отворачивается от меня и начинает смеяться.

Трайн собрал группу студентов-археологов, которых заворожили разговоры о необходимости сохранять тайну, об обете молчания и перспектива присутствовать при событии почти что историческом, и они согласились помогать в наших поисках. С лопатами и ломами за плечами мы маршируем по дорожке вдоль лавовой черной стены. Нас можно было бы принять за гномов из «Белоснежки и семи гномов», только нас гораздо больше семи и все весьма рослые.

Солнечные лучи вырываются из-под облаков. Еще рано, и почти нет туристов. Только группа американцев бросает на нас равнодушный взгляд, предполагая, что мы, скорее всего, уборщики, которых муниципалитет набрал среди воров-карманников, приговоренных судом к общественным работам.

Трайн собирает всех студентов там, где пересекаются две дорожки. Затем мы все вместе идем к Скале законов.

— А это Скьяльдбрейдур — Гора скальдов, — говорит Трайн и показывает на гору вдали.

— Число зверя — 666. Из Апокалипсиса Иоанна Богослова. Не слишком ли это прямолинейно?

— Для нас, пожалуй, да. Но Снорри писал тогда, когда лишь немногие умели читать. Еще меньше людей могло дешифровать коды. А чтобы быть знакомым с таким понятием, как число зверя, надо было быть очень начитанным.

— То есть он писал закодированные сообщения…

— …предназначенные для людей образованных, понимающих, какой ключ к коду надо использовать при дешифровке. Для тех, кто обладал таким же понятийным аппаратом, что и сам Снорри. Для тех, кто мог прочитать и понять зашифрованный текст. Число зверя — для нас это очень простая загадка. Но в тринадцатом веке Откровение Иоанна Богослова не было чтением для всех и каждого.