Я прошла в спальню, открыла шкаф и вытащила из нижнего ящика рюкзак. Далее — кладовка. Устроим ревизию. На столе зазвонил телефон, но я не обратила на него внимания. Так. Фонарик. Компас. Одеяло. Спички. Я вышла из кладовки и огляделась. Что еще? Достала из холодильника бутылку воды. Выложила на стол хлеб, мясо, сыр и стала нарезать бутерброды. Пакет быстро наполнялся. Телефон наконец-то заткнулся. Я не ходила в походы со школьных времен и наверняка делаю все неправильно. Плевать. Я вытерла руки о полотенце. Телефон зазвонил снова. Я подошла и отключила его, даже не взглянув на дисплей.

Так, теперь надо спуститься в подвал. Я отодвинула стол и откинула половик. Квадратный люк подпола и большое медное кольцо. Дверца была тяжелой, не рассчитанной на человека, но я уже наловчилась открывать ее рывком, вкладывая в резкое движение всю силу рук и тела, чтобы инерция крышки делала половину работы.

Выключатель располагался тут же, около люка, с обратной стороны, то есть на потолке, который для меня в данный момент был полом. Желтый свет единственной лампочки залил просторное помещение, хоть я и использовала самые яркие, осветить каждый уголок подвала не получалось. Железная лестница из тонких перекладин, не маленькая, на пару десятков сантиметров выше меня, так что в собственном подвале я могла стоять в полный рост.

Стеллажи с разным хламом тянулись вдоль трех стен. Инструменты, разложенные по полкам в творческом беспорядке, благополучно покрывались пылью и ржавчиной, так как обращаться я умела далеко не со всеми. На четвертой стене, в дальнем конце, если представить положение дома, то можно сказать с торца, висел сейф. Вернее, он был вмурован в каменный фундамент. Мне он достался вместе с домом, как и содержимое полок. Думаю, все, кому надо, прекрасно знали о существовании тайника. Я его ни разу не открывала, так как прежние хозяева не успели сообщить код. Умерли.

Я повернулась спиной к лестнице, до ближайшего стеллажа один шаг. На самой верхней полке секции валялась кипа ветоши, пара старых курток, рваное одеяло, искусственная шуба «под леопард». Став ногами на нижнюю полку, я подтянулась и отодвинула тряпки в сторону. У стены стоял пластиковый контейнер. На вид объемный и тяжелый. Мне при всем желании было его не достать, не хватало ни роста, ни длины рук. Так себе тайник, но надеюсь, если кто и прогуляется по подвалу без моего ведома, будет думать так же.

Пошарив рукой на полке, я ухватилась за извлеченную из ветоши веревку и потянула. Ящик неожиданно легко заскользил к краю. Ну, неожиданно для стороннего наблюдателя, если бы такой имелся. Сняв контейнер с полки, без труда удерживая одной рукой, я поставила его на пол. Щелкнули запоры, крышка откинулась в сторону. Здесь лежал мой приговор. Если о содержимом ящика узнают, то алтарь и торжественное жертвоприношение мне обеспечены. Контейнер был разделен на несколько ячеек: две большие и узкие, в длину ящика, и четыре маленькие. В каждом что-то лежало. Чаще серебряные броши, ведь у них есть острые иглы, были и серьги, цепочки и даже один браслет, а в больших отделениях — моя личная коллекция столового серебра, как в лучших домах — вилки и ножи (ложки мне ни к чему, у них ведь нет колюще-режущей поверхности).

Мифы о том, что нечисть боится серебра, возникли не на пустом месте. Оно действительно ее обжигает, часто это единственный способ ее убить или вывести из строя на долгое время. Минут на десять, а это очень много. Само собой, все они разные и реагируют по-разному. Если, к примеру, воткнуть ножичек — я вытащила прибор из тонкой промасленной бумаги — в сердце или в мозг, то такой, как Веник, точно умрет. Явидь вряд ли, насколько я знаю, сердце у нее не одно… с шуточками про мозг — осторожнее.

Я сунула маленький блестящий ножичек в задний карман джинсов, закрыла контейнер и приготовилась поднять его на полку, как в дверь постучали. Сильно и громко. Но вежливо, то есть сразу дверь с петель не снесли. Я едва не выронила нехитрый тайник и не развалила содержимое по полу, вот было бы весело. Черт. У меня несколько секунд, не больше, терпение не относится к основной добродетели местных. Поразительно, что с людьми делает страх, ящик оказался на полке в долю секунды, палкой, что стояла сбоку у стеллажа, собственно, для этого и предназначалась, я отпихнула контейнер к стене, стал он неровно, ладно, потом исправлю. Раздался треск, не знаю что не выдержало — дверь или косяк. Я успела набросить леопардовую шубу на контейнер, она неровно повисла на крышке, обнажив один край, и отпрыгнула подальше от этой секции, но поскольку отталкивалась от нижней полки, не рассчитала силы, и стеллаж слегка покачнулся. Я врезалась в соседнюю полку, ушибла плечо, зашипела.

Не знаю, что там подумала Пашка, когда заглянула в подвал, но я не стесняясь, выругалась.

— Ого, — явидь внимательно оглядела полки, — ты в порядке?

Ответила я крайне нецензурно. Было больно. Было страшно. И я торопилась. Чем раньше я отделаюсь от нее, тем лучше.

— Вылезай, — скомандовала она.

Я подчинилась, правда, перед тем как лезть наверх, выправила рубашку, чтобы прикрыть карманы. Как все не вовремя.

— В лучших традициях идиотизма, — в одной руке Пашка держала мой рюкзак, а в другой — телефон. — Почему на звонки не отвечаешь?

— Не трать слова. — Я забрала рюкзак и заглянула внутрь, все ли взяла.

— Посмотришь на тебя и поневоле задумаешься, стоит ли оно того? — Она покачала головой, наклонилась и одним движением вернула люк на место.

— Попробуй и узнаешь. — Я застегнула молнию.

Мне действительно было все равно, что она обо мне думает, и мне действительно пора было идти. Все, что она могла мне сказать, я знала наперед.

— Ты хоть понимаешь, насколько это глупо? — спросила Пашка тоном школьной учительницы.

— Понимаю, — покорно согласилась, доставая из шкафа ботинки, которые купила специально для прогулок по лесу, кожаные со шнуровкой, на толстой подошве, с укрепленным носком. В нашей тили-мили-тряндии водятся твари пострашнее змей. Правда, потом я узнала, что такую обувь предпочитают националисты. То-то на меня странно посматривали другие покупатели. В итоге мне стало все равно, в той куче общественных движений, что возникали, как грибы после дождя, быстрее появлялись только политические партии, я не разбиралась.

— Шансы, что пропала твоя Алиса, три к пятидесяти.

— Понимаю, — снова согласилась я, надевая ботинки, по мне так даже такая вероятность слишком велика.

— Тогда не пори горячку.

Я зашнуровала левый и взялась за правый.

— Ольга! — повысила голос подруга, я кивнула, что слышу, не отвлекаясь от шнуровки. — Уф, — она выдохнула, как-то разом растеряв боевой пыл, — Оль, давай сначала к старику сходим, а? Может, он знает больше, у него доступ шире… Сама знаешь, там, на третьем году, человек пятьдесят, а сбежало всего трое.

— Исчезли, — поправила я, то, что Пашка пыталась сыграть человека, не произвело особого впечатления.

— Пятнадцать минут. Это все, о чем я прошу. Потом отойду в сторону, и делай все что угодно. — Она подняла руки в примирительном жесте.