В свои 19 лет Питер уже справлялся с огромной учебной нагрузкой и участвовал в двух студенческих научно-исследовательских проектах, один из которых был связан с космосом, а другой – с его подготовительным медицинским курсом. Часто он был настолько занят в лаборатории, что возвращался в общежитие только к трем часам утра. По линии медицины он исследовал в генетической лаборатории Грэма Уокера нестабильность плазмид для определенного типа плазмы PKM-101 у E. coli. Его космический исследовательский проект относился к Лаборатории систем «человек – летательный аппарат» (MVL)[14] факультета аэро– и астронавтики в здании 37.

Питер работал на первом этаже, где не было окон, а дизайн, шкафы, полы и даже кое-какое оборудование, казалось, не менялись как минимум полвека. Но все это возвращало его во времена реализации программы «Аполлон».

Работа Питера в MVL была далека от гламурной, но она ему нравилась. Эта лаборатория исследовала в основном психологические и когнитивные ограничения, с которыми сталкивается человек в самолете или в космическом корабле. Она была основана в 1962 году и тесно сотрудничала с НАСА в изучении так называемой «космической болезни» у астронавтов на ранней стадии программы «Аполлон». Теперь у них был новый контракт с НАСА на работу с новым поколением астронавтов, специалистов по полезной нагрузке и ученых, готовившихся к проведению экспериментов в космосе на борту «Шаттлов». Питер помогал разрабатывать и делать электрогастрограф – прибор для регистрации электрической активности желудка при укачивании (морской болезни). В этом же учебном году, но позже он собирался начать исследование непроизвольных движений глаз (нистагма), также появляющихся у астронавтов при укачивании, и разработать специальный прибор для их отслеживания. Питеру сказали, что он мог бы работать с астронавтами индивидуально. Кроме того, он знал, что в НАСА поговаривают о том, что им нужно больше врачей-астронавтов для будущих полетов «Шаттлов» и что у них уже есть кое-какие планы в отношении будущей космической станции. Официально Питер числился будущим медиком, но на самом деле он неистово рвался в астронавты.

Первое заседание SEDS было назначено на вечер среды, и Питер нервничал, ожидая людей в заранее забронированном помещении на третьем этаже студенческого центра «Страттон». Записалось на эту встречу всего пять человек, и он боялся, что вообще никто не придет. Он с тревогой наблюдал, как студенты проходили мимо… мимо… Некоторые останавливались, как будто собираясь войти, но затем продолжали свой путь. Он волновался, грыз ногти (с этой дурной привычкой он пока так и не смог покончить). Но вот несколько человек отважились и вошли, потом еще несколько. К его большому облегчению, в зале вскоре собралось около 30 человек, что можно было считать неплохой явкой.

Питер поприветствовал собравшихся и рассказал немного о себе, поведав, что он прошел весь курс – «Звездный путь», «Звездные войны», «Аполлон». Он говорил о том, почему сейчас самое время создать студенческую космическую организацию: «Мы сегодня обсуждаем наше будущее. И мы не можем позволить близоруким политикам определять его. Мы сами должны встать на защиту космического будущего».

Питер говорил об импульсе, порожденном программой «Аполлон» в 1960-х и заметно ослабевшем в 1970-х, ко времени «Аполлона-17», о зондах «Вояджер», исследующих межзвездное пространство, и об американской космической станции «Скайлэб», запущенной с помощью модифицированной ракеты «Сатурн-5» и впервые продемонстрировавшей возможности технологии космических станций. Но со временем прогресс замедлился, программа «Шаттл» тормозилась, в то время как ее бюджет разрастался («Шаттл» даже называли «космическим кораблем за девять миллиардов, который отказывается летать»), и у НАСА не было никаких новых планов пилотируемых полетов ни на Луну, ни куда-либо еще. Интерес к космосу в обществе ослаб. Питер активно интересовался всеми побочными технологиями, появившимися в связи с космической программой, – беспроводными приборами, компактными интегральными схемами, например для навигации, имплантируемыми кардиостимуляторами и сублимированными продуктами.

«Наша цель, – говорил Питер, удивляясь собственному энтузиазму, – состоит в том, чтобы просвещать наше правительство, частную промышленность и население в целом в отношении преимуществ сильной космической программы».

Его спросили, будет ли он рассматривать вопрос о том, чтобы встроить группу SEDS из МТИ в общенациональную космическую группу L5, сформировавшуюся на основе идей физика Джеральда О’Нила из Принстонского университета. Автор «Высокого рубежа» и основатель Института космических исследований О’Нил говорил о целесообразности создания колонии примерно на 10 000 человек в зоне L5 между Землей и Луной, где их силы притяжения уравновешивают одна другую и где космический аппарат может надолго оставаться, держась на расстоянии более 350 000 км от Земли.

Питер отрицательно помотал головой. «Я хочу, чтобы это была организация студентов и для студентов», – ответил он.

В заднем ряду поднял руку человек, назвавшийся Эриком Дрекслером. «Я думаю, что Питер создает организацию, которой будут руководить студенты, – сказал Дрекслер. – Я не думаю, что ему следует присоединяться к группе L5». Дрекслер два года работал в Принстоне у О’Нила и занимался разработкой рельсотрона – электромагнитной катапульты для «выстреливания» полезных грузов и космических аппаратов с поверхности Луны. Он получил в МТИ степень магистра в области авиационной техники, и темой его диссертации был высокоэффективный солнечный парус для перемещений в космосе. Кроме того, он собирался получить степень доктора философии в области молекулярной нанотехнологии.

Потом Питер записал имена и адреса, и собрание закончилось. Он задержался, чтобы ответить на вопросы и провести мозговой штурм относительно будущего SEDS. Когда он вышел на улицу, воздух был еще теплым, а небо – чистым и звездным. И мир показался ему великолепным. Это чувство он уже испытал раньше, когда шел по Бесконечному коридору с уверенностью, что вот сейчас вступает в огромный новый и вполне реальный мир. Гуляя по территории кампуса и глядя на плакаты и объявления, Питер чувствовал, что может прикоснуться к будущему, просто протянув руку.

Вскоре филиалы SEDS появились в Принстоне и Йеле. Филиал в Принстоне организовал Скотт Шарфман, а в Йеле – Ричард Соркин, оба приятели Питера по школе в Грейт-Неке. Питер, Скотт и Ричард подготовили четырехстраничный документ и инициировали подачу общенациональной петиции в адрес недавно избранного президента Рональда Рейгана и конгресса США, чтобы убедить их в необходимости финансирования разработки спутников, работающих на солнечной энергии, создали логотип клуба с изображением «Шаттла» и отправили тщательно сформулированное письмо в журнал Omni, известный своим пристрастием одновременно к естественным наукам и к лженауке. В этом письме они утверждали, что «неуклонная деградация целей и бюджета космической программы США ставит под угрозу наше будущее и требует организованного ответа всего студенчества нашей страны… Мы призываем вас и других студентов вашего колледжа создать у себя отделение SEDS и присоединиться к нам во имя нашего общего дела». Международная штаб-квартира SEDS была открыта на Мемориал-Драйв, 372, по местонахождению братства Питера.