Фрабар запрокинул голову и уставился в темнеющее небо, рассматривая то ли кроны, уходящие вверх, то ли редкие звезды, медленно проявляющиеся на раскрашенном алым мрачно-сером своде, в складках темнеющей ткани небес.

— Друиды называют его живым, причем особенным, не таким, как остальное в этом мире. Даже Та-Гарди, которые древнее его, не столь загадочны. Мало кто знает, что такое эти бесконечные леса... что они хранят в своем сердце.

Фрабар молчал, всматриваясь в сумрак, окутавший небо меж бледных мерцающих звезд.

Гленран помедлил и, все же решившись, негромко спросил:

— А что там, на севере, у вас? Где кончается самая северная из ваших Империй?

Фрабар опустил голову и взглянул на телохранителя; лицо его было темно, в глазах мерцала непроницаемая тьма.

— Дикие и опасные места, — ответил он после недолгой паузы. Вельх заметил, что голос его был немного ниже обычного, а оттого речь казалась тяжелее и звучала медленнее. — Нет четких границ, Империя постоянно борется за них, и раз в столетие с северо-запада на нее накатывается волна безумия и страха. Нисхождение.

В голосе темного воина не было ни сопереживания, ни гордости, лицо его никак не изменилось, но Вельх готов был поклясться, что Фрабар страстно, всем сердцем обожает свою родину, что он влюблен в север, с которого пришел сюда. Телохранитель вспомнил свои родные места, ощутил привычное, удручающее равнодушие и едва слышно вздохнул. За свои три десятка он так и не нашел родины. Хотя достиг гораздо большего, чем все, о чем в детстве мечтал.

— Сколько тебе лет, Фрабар? — неожиданно даже для себя самого спросил он.

— Тридцать пять, — ответил тот, отворачиваясь и рассматривая, как неторопливые лоси покидают вечерний водопой. Затем так же внезапно спросил, словно подумав и решившись:

— Сколько тебе?

— Двадцать девять, — ответил Вельх, ежась от холода и неожиданно чувствуя, что все его переживания по поводу почти уже тридцати — глупость и фальшь, что все они похожи на страх восемнадцатилетней девушки слишком долго задержаться в девичестве.

Фрабар внимательно посмотрел на него.

— Мне казалось, больше, — заметил он.

— Мне тоже, — усмехнулся Вельх, — и часто... Пришлось расти быстро. При Дворце юнцы не выживают, — тут он внезапно вспомнил юного, столь искреннего и фаталистичного Даниэля, и снова глубоко вздохнул.

— Все происходит очень быстро, — продолжил Гленран, объясняя молчаливому спутнику свой вздох: телохранитель чувствовал, что просто необходимо сказать все это Фрабару, и хотел сделать это сейчас, пока вокруг них царят минуты покоя. — Три года назад все было солнечно и спокойно, хотя уже тогда наследники играли в свои игры, а Император молчал; затем мы все словно начали падать в колодец, у которого нет дна. У меня был учитель, старший из воинов Краэнна дель Грасси, который учил и его самого, — но затем он погиб, и смерть его была такой глупой!.. Его не смогли оживить, хотя и Конклав и Храмы приложили к этому довольно много сил. — Вельх помолчал, наблюдая за внимательно смотрящим на него Фрабаром.

Мужчина с черными глазами ждал. В глазах его тлел едва заметный интерес. Телохранитель осознал внезапно, что этот столь малознакомый ему человек все понимает так, как не понимал до него никто и никогда.

— Все случилось во время Ирдалла, на гладиаторских боях. Давир бился на песке[6]. Официально считается, что он умер от яда, который был на клинке одного из гладиаторов, присланных из Фарна[7]. Почти никто не знает, как было на самом деле, потому что в данном случае знание очень опасно. — Вельх помолчал, рассматривая свои широкие, сильные ладони и вспоминая, как девять лет назад он впервые встретил человека, бывшего и физически, и духовно сильнее его.

«Что же случилось на самом деле?» — мог бы спросить Фрабар, но Вельх прекрасно знал, что он не спросит.

— Его убили свободные купцы Южных Баронств. Убили за то, что он никогда не шел ни на какие сделки с южной Гильдией, сильнейшим из торговых кланов. Использовали для этого яд, который был одним из драгоценнейших оружий Гильдии и который теперь, после его смерти, знают и умеют воссоздавать алхимики Империи... Убили, зная, что Император не поддержит конфликт, а чиновники, маги, жрецы и знать будут напуганы и более склонны отвечать на вопросы, которые Гильдия намерена ставить перед ними в будущем.