–Значит, они считают, что таблетки очень важны,– заключила Тельма.

–Конечно, важны, если это была передозировка,– откликнулась Пэт.

–В этом-то все и дело.– Что-то в резком тоне Лиз заставило трех американских матрон с любопытством оглянуться на их столик.– Вот что не давало мне покоя.

–Продолжай,– поторопила ее Тельма.

–Я чувствовала…– Нахмурившись, она сделала паузу, глядя на металлический абажур, похожий на старое ведро. Подруги терпеливо ждали, вспоминая, как когда-то они сидели на планерках за одним из маленьких столов в классе Тельмы. Порой Лиз трудно было сформулировать свои аргументы, но когда она в конце концов их высказывала, они всегда оказывались весомыми.

–Я чувствовала, что они хотели, чтобы я сказала что-то конкретное, что-то, что им было нужно. Когда они спрашивали о Топси, о том, как она путала дни и прошлое с настоящим, у меня возникло ощущение, что легче всего было бы сказать «да». Она легко могла все перепутать и принять слишком много таблеток.

–Да, и что в этом такого?– Пэт отодвинула свою тарелку. Фруктовая булочка осела камнем в желудке; скаждым кусочком она все больше и больше сожалела о пропущенном занятии по аквааэробике.

–Топси всегда была такой осторожной. Помнишь пленки для ламинирования?– Такое было трудно забыть. Топси держала их в шкафу и всегда знала точное количество. Горе тому, кто брал их без спроса.– Просто это не похоже на нее – разом выпить все таблетки, пусть даже у нее в голове все смешалось. Она может путать дни, но не таблетки.

–А если она забыла, что уже приняла их, и выпила еще две или три дозы?– У Пэт воспоминания о пленках для ламинирования умиления не вызывали.

–Было нечто особое в том, как она открывала таблетницу.– Лиз прикрыла глаза, воспроизводя в памяти эту сцену.– Она их пересчитывала. Как будто хотела убедиться, что все правильно.– Мысленно она слышала этот ворчливый голос: «Это для сердца, это для мочевого пузыря, а это, очевидно, потому, что я схожу с ума».

–В голове не укладывается.– Она со вздохом покачала головой.

И на этом ее монолог закончился. Американские матроны решительно покидали разгромленные столы с остатками картошки и панини, с нетерпением предвкушая «подлинный Йоркшир» (аббатство Фаунтейнс и ферма Эммердейл). Внезапно все вокруг стало каким-то грустным и усталым. Несмотря на все усилия Лиз, она чувствовала – что-то важное осталось недосказанным. Она просто не знала, что именно.

–Все это в голове не укладывается,– повторила она, снимая пальто со спинки стула.

–Несомненно, полиция разберется с этим,– нетерпеливо сказала Пэт, потянувшись за ключами от машины. Если она уедет в ближайшие пять минут, то сможет немного наверстать свое нарушенное расписание.

Тельма посмотрела на подруг: теперь или никогда. И хотя это был, несомненно, самый подходящий момент, все же она колебалась, зная, что ее слова расстроят, встревожат и собьют их с толку.

–Вообще-то…– начала она.

И было в ее тоне нечто такое, что подруги немедленно замерли и сели обратно.

–Вообще-то Топси сказала мне, что думает, будто кто-то хочет ее убить.

Ей пришлось повторить сказанное пять раз, но подруги все равно с трудом верили в услышанное.

–Она точно именно так сказала, ты уверена?– Лиз с каждым разом выглядела все более расстроенной.

–Возможно, это просто бред, упокой Господь ее душу,– повторяла Пэт, но звучало это так, будто она пыталась убедить себя, а не подруг.

–Ты рассказала Келли-Энн?– спросила Лиз.

–Я рассказала только вам двоим,– ответила Тельма.

–Значит, ты не сказала полиции?– уточнила Пэт.

–Нет,– Тельме очень, очень хотелось сказать, что да, это мог быть просто бред.

Но она не могла.

–Возможно, Топси услышала Келли-Энн,– предположила Пэт.– Ну то есть та явно расстроилась, когда узнала о мошенничестве. Еще бы. А когда ты расстроен, то можешь наговорить ерунды.

–Вот только Топси сказала «он».– Тельма помешивала кофе.– Совершенно точно. «Он думал, что я сплю». А значит, это была не Келли-Энн.

–Ты не думаешь, что стоит сообщить об этом в полицию?– спросила Лиз.

–Это едва ли им поможет,– отозвалась Тельма.– Слова помешавшейся старушки.– Она не хотела, чтобы это прозвучало так резко.

–Помешавшейся старушки, которая только что умерла.– В голосе Лиз слышалось возмущение.

–Ты же сама пыталась объяснить им,– мягко заметила Тельма.

–Но не то, что кто-то хотел ее смерти!– Лиз расстроенно вцепилась ногтями в сумочку. Что она скажет, когда поедет в Рейнтон к Келли-Энн?

–Я лишь говорю, что этого им недостаточно,– сказала Тельма.

–А помните взлом у Рода?– спросила Пэт. Это трудно было забыть: однажды со склада Рода похитили оборудование на несколько тысяч фунтов. Были и свидетели, и записи камер видеонаблюдения, и даже часть номерного знака, но в силу стечения обстоятельств и недостатка сотрудников преступление сочли нераскрытым и занесли в архив, куда отправляются все загадочные дела.

По негласной договоренности подруги встали и надели пальто. Что-то холодное вошло в их мир, что-то холодное и чужое. Тельма знала это так же точно, как если б учуяла это.

Зло.

* * *

–Она была растеряна и сбита с толку.– Отъезжая от садового центра, Пэт поняла, что повторяет про себя эти слова снова и снова, будто мантру. Топси убили? Разумеется – разумеется, Лиз просто слишком бурно отреагировала, а Тельма сложила два и два и получила пять.

Пэт нетерпеливо покачала головой, притормаживая на повороте. Она пропустила уже четыре занятия по аквааэробике подряд и теперь не могла вспомнить, когда в последний раз была в бассейне. Новый спортивный топ цвета шалфея, который хорошо сидел на ней перед Рождеством, стал теперь слишком тесен.

Втянув живот, Пэт подумала о фруктовой булочке. Зачем, зачем она продолжала есть ее?

К тому же у нее на уме было кое-кто более важный. Ее сын Лиам.

Или, точнее, ее влюбленный сын Лиам. Ведь он определенно был влюблен. Она была уверена в этом по трем причинам.

1)Его одежда. Обычно в свободное от школы время он носил одну из трех или четырех футболок с какой-нибудь остроумной цитатой (Это не сарказм, это аллергия на твою глупость). Однако в последние дни им на смену резко пришли рубашки поло более мягких оттенков синего и фиолетового – и без надписей. Кроме того, Лиам постирал свои джинсы. Постирал сам, а не бросил их комком, будто свернувшуюся ядовитую змею, на полу спальни.

2)Пение в ванной. Обычно, пока Лиам счищал пушок с подбородка и щек, он напевал что-то едва различимое о бунтарстве, непонимании и борьбе. На смену этим песням (как и одежде) пришло нечто более мелодичное; сегодня утром Пэт совершенно точно уловила отрывок из «Аббы».