Мне не нравится, когда сестре причиняют боль. Не нравится молча наблюдать и ни во что не вмешиваться только потому, что мне приказали играть роль человека, у которого нет сестры, а есть только девушка, с которой мы играем дуэтом. Я, по всей видимости, проявил себя совсем не плохо, хотя эта полуночная проверка сильно меня напрягла. Когда все закончилось, меня похвалили за сдержанность. Но правды ради, произошедшее меня взбудоражило. Я до утра не сомкнул глаз, без конца прокручивая в голове события и спрашивая себя, как бы все обернулось, будь это не спектакль, а настоящий налет? И если бы я понял это слишком поздно? Ливаун могли бы убить. Других тоже. А я бы безучастно наблюдал за этим кровавым побоищем.

Мы тренируем острую наблюдательность, проницательность и молчаливость. Учимся двигаться, как тени, и слушать, как дикие звери. Но наши инструкторы не забыли, что нам следует развивать и более привычные навыки. Каждый день нам отводится время для репетиций, чтобы мы добавляли в репертуар новые песни и танцы. Вечером, после ужина, наставники попросили нас дать концерт. Аудитория небольшая, но благодарная: двое членов вспомогательной группы, наши инструкторы и несколько ребят с Лебяжьего острова, которые, как мне кажется, готовятся здесь к выполнению другой миссии – кому, как не нам, знать, что расспрашивать о подобных вещах не положено. Плюс охрана; воинов с острова по очереди присылают сюда, чтобы обслуживать лагерь, чтобы все, кто здесь работает, чувствовали себя в безопасности. Хотелось бы знать, кто из них ударил Ливаун по лицу, и видит ли он, что у нее до сих пор не сошел синяк. Хотелось бы знать, понимает ли он, что после такой пощечины петь и играть на свирели неудобно, если вообще возможно. Я ничего не сказал. Ливаун, защитившая себя сама, посчитала, что оно того не стоило.

За ужином Дау разрешают присоединиться к разговору. На острове ему всегда было что сказать. У него по каждому поводу есть собственное мнение. Но сегодня, когда ему разрешили говорить, он едва открывает рот. Поел, посмотрел наше выступление, а на каждый заданный ему вопрос ответил парой слов. Раньше я считал, что из всех нас он возьмется за выполнение задания, всецело уверенный в себе, потому что его вера в собственные таланты казалась непоколебимой. Но выражение его лица красноречиво говорит, что у него внутри полыхает страх, так же, как и у меня.

Я скучаю по родителям. Скучаю по дому. Скучаю по свежему, чистому запаху маминой буфетной. Как же мне хотелось бы сейчас поговорить с отцом, прогуляться с ним по лесу, помочь выкопать колодец, сложить сухой кладкой стену или собрать разбежавшееся стадо. Хотелось бы отправиться в Уинтерфоллз и сыграть что-нибудь друзьям. У меня нет никакого желания петь свои баллады, явившись к далекому двору, битком набитому незнакомыми людьми. Я не хочу уезжать так далеко. Я скучаю по брату. Мне очень хотелось бы, чтобы он сейчас оказался рядом, сказал мне, что я дурак, и что, в конечном счете, мы все, в целости и сохранности, вернемся домой.

Чем быстрее мы доберемся до Брефны, тем больше у нас будет шансов вовремя отыскать арфу. Но если ехать слишком быстро, это может привлечь внимание. По вечерам, чаще всего, мы будем останавливаться на постоялых дворах и давать концерты в обмен на еду, кров и надежную конюшню для лошадей. Если кому-то из зрителей захочется дать нам немного мелочи, что же, тем лучше. В Брефне лорд Кора позаботится о том, чтобы нас наняли до того, как к королевскому двору явится множество гостей.

Проделать весь путь на одних и тех же лошадях невозможно. Когда я спрашиваю об этом Арку, он отвечает, что у нас в разных местах есть проверенные ребята, которые обеспечат нас свежими лошадьми, не задавая вопросов. Он не объясняет, кто эти люди, но я догадываюсь, что они так или иначе связаны с Лебяжьим островом. Это наводит меня на мысль о том, как далеко простирается влияние острова, и как ему удается хранить свои операции в тайне. С учетом того, что у нас будут лошади, когда мы доберемся до Брефны, выполнить задание нужно будет за один лунный цикл. Это немного.

Долгих проводов нам не устраивают. Брида дает нам с Брокком последние наставления, Арку проверяет наши сумки, мы седлаем коней и грузим пожитки. Пора отправляться в путь. Еще рано; Иллан с Дау уехали, когда едва забрезжил рассвет. Когда мы покидаем лагерь, поля окутывает холодный туман. Брокк угрюмо молчит. Арку настоял на том, чтобы арфу привязали к лошади, везущей пожитки, и брату это не нравится – инструмент для него словно ребенок, поэтому он хотел везти ее сам, за спиной. Но миссией руководит Арку, и его слово для нас закон.

– Опусти юбку, Кира, – ворчит Арку, когда мы ближе к полудню подъезжаем к поселку, – так ехать неприлично.

На мой взгляд, у меня вполне нормальный вид, несмотря на заткнутый за пояс подол, потому что под платьем у меня брюки. Но я все же опускаю его, насколько это позволяет езда верхом.

– Простите, дядюшка.

Я старательно изображаю раскаяние, и Брокк, который едет следом за мной, пренебрежительно фыркает.

– Не вижу ничего смешного, Донал!

– Я мог бы сочинить об этом песню, – отвечает тот. – О танцующей девушке. Которая, по настоянию публики, приподнимает юбку, демонстрирует сначала лодыжки, затем икры, а потом все выше и выше. Ее будут принимать на ура в бражных залах, вам не кажется?

После утренней скачки настроение у него явно улучшилось.

– Мужчинам такое точно понравится, – говорю я.

Представляю себе эту сцену во всех подробностях. Шумная публика будет побуждать меня иллюстрировать песнь соответствующими движениями.

– А почему девушка в твоей песне не переворачивает столы у всех на глазах? Может, у нее под юбкой спрятано смертельное оружие, которое она использует, чтобы отнимать у них последние деньги. Или, как вариант, когда она поднимает до определенного уровня юбку, выясняется, что она вовсе не женщина, а… что-то другое.

– Мужчина? – спрашивает Арку.

– Нет, лучше какая-нибудь сверхъестественная нелюдь. К примеру, со щупальцами, или мохнатыми ногами.

– Обольстительная девушка может замаскироваться под старую каргу, – что-то в голосе Брокка подсказывает мне, что он уже сочиняет стихи, – отвратительная внешность которой отбивает охоту еще раз взглянуть на ее ножки. Хотя бы на какое-то время.

– Мне больше нравятся щупальца, – говорю я, – а то старуха, притворившаяся девушкой, и так присутствует во многих сказках. Хотя решать, конечно, тебе. Ты споешь песню, а я подыграю тебе на свирели. Так никто не подумает, что я должна сопровождать слова действием.

Пока мы едем, Брокк целыми днями бормочет про себя стихи и мурлычет обрывки мелодий, сочиняя что-то новое. Он заканчивает песню о юбке и заставляет меня выучить мелодию и слова.