class="p1">И вдруг выхватив из-за пояса ледоруб, наотмашь ударил им Молодова.

Прямо по голове.

Тренер охнул, упал. Я же успел увернуться от второго замаха, к тому же он был не такой сильный — всю мощь парень вложил в первый удар.

Выхватив ледоруб, я повалил Костю на снег. Хотел как следует наподдать, но этого не требовалось — парень был без сил.

— Твою мать! Костя, ты что творишь⁈ — но взывать к совести парня было бесполезно, глаза его жутко вращались в глазницах, Костя явно не понимал что произошло.

В отличие от меня.

Я метнулся к Молодову. И в ужасе отшатнулся.

Тренер лежал на снегу, неуклюже раскинув руки в стороны. Голова тренера была пробита в районе виска, из раны текла темная густая кровь.

— Владимир Федорович! — подскочил я к Молодову.

Тренер не ответил, он был без сознания. По крайней мере, я на это надеялся.

Мертв? Или живой? Я потрогал шею Молодова, пытаясь нащупать на сонной артерии пульс. Но ничего, кроме собственного оглушительного сердцебиения не почувствовал.

Ситуация была дрянной.

Хуже некуда.

Вдобавок ко всему на горизонте замаячила непроглядная белизна. К нам приближалась сильная метель, гораздо мощней всех тех, что мы уже ощутили на своей шкуре.

— Твою мать… — выдохнул я, глядя на свинцовые, полные тяжелого снега тучи.

Те, что похоронят нас в этой белоснежной могиле.

Глава 7

Гость

Снег слепил. Но было непонятно, откуда берутся солнечные лучи, которые он отражает — все небо заволокло тучами. Крапинки снега блестели остро, словно норовя уколоть взгляд, а белизна проникала даже сквозь закрытые веки, выжигая дочиста все мысли.

Порыв ветра придавил к земле. Я схватился за куртку Молодова и Кости — чтобы нас не растащило в разные стороны, и зажмурился, давая глазам отдохнуть. Дышать в такие моменты было еще тем заданием — воздух холодный, обжигает легкие, словно дышишь толченным стеклом. И даже сквозь специальную маску ловить ртом воздух было непросто.

Потом, когда чуть стихло, я натянул на глаза темные очки. Достал веревку и закрепил нас всех в одну связку. В такую погоду растерять людей — проще простого.

Ну и погодка!

Вновь взвыл ветер, протяжно, жутко. А потом потащил меня в сторону. Я даже на некоторое время опешил, подумал, что меня схватило какой-то дикий зверь и пытается уволочь в берлогу. Но потом понял — это ветер. Веревка, привязанная к остальным людям, натянулась, не давая ветру украсть меня.

С трудом цепляясь за камни и ледяные торосы, делая упор ногами на них, я подполз к Молодову. Аптечка первой помощи находилась во внутреннем кармане куртки, но чтобы достать ее оттуда, понадобилось некоторое время.

— Потерпите, Владимир Федорович! — сказал я, но больше для своего успокоения.

Голос дрожал. А пальцы упорно не хотели слушаться.

Я с трудом раскрыл пакет с бинтом, подвинулся к Молодову ближе. Рана была страшной. Ледоруб пробил кость, и только чудом не задел мозг. Глаза тренера закрыты, дыхание… я понятия не имел, дышит ли он. Определить это сейчас, в таких условиях и в таком состояние было проблематичным. Я мог лишь надеться, что тренер еще жив.

— Андрей… — вдруг прошептал Молодов, от чего я едва не закричал.

— Все будет нормально, — выдохнул я, обрадовавшись. — Главное, что вы живы. Сейчас я вам сделаю повязку, и мы спустимся вниз.

Молодов, словно оценив такой план, едва заметно кивнул. И закрыл глаза.

А другого варианта и не было. Подниматься с двумя не ходячими людьми обратно наверх не получится, просто не хватит сил. Вызвать подмогу тоже — рация у первой группы. Сидеть на месте тоже не лучший вариант, неизвестно, сколько продержится метель. А с учетом того, что ни палаток, ни горелок с собой у нас нет, то можно легко остаться здесь навсегда, в виде трех ледяных фигур.

Нужно спускаться. И тащить двоих людей придется мне. Только как это сделать?

Пришлось импровизировать. Я решил связать людей на подобии состава поезда. Первым пойду я, что-то вроде паровоза. За мной вагон — Молодов. Второй — Костя. Главное в такой связке — тронуться с места. И самому умом не тронуться.

Скрипя зубами, я двинулся в путь.

Снег был в некоторых местах рыхлым, глубоким. До прочного льда не достать, поэтому приходилось заранее высматривать такие места и стараться не попасться в них. Правда, пару раз я все же забредал в ловушки. Тогда по Эльбрусу раздавался протяжный матерный крик, и приходилось долго выбираться из западни, тратя последние остатки сил.

Но не только рыхлый снег представлял опасность.

Спуск хоть и был пологим, в некоторых местах угол наклона рос и тогда мои «вагоны» начинали скатываться сами. Это помогало экономить силы, и возникал большой соблазн пустить их с горки.

Но в какой-то момент, когда транспортируемые вдруг покатились быстрей и едва не сбили меня с ног, я понял, что это опасно — можно разбиться о скалы, которые попадались время от времени по пути.

Воткнув ледоруб в снег, я остановил движение и аккуратно переместился чуть в сторону, чтобы избежать сильного скольжения.

Продолжил спуск.

Не так были бы мои дела и плохи, я бы справился с поставленной задачей, если бы не погода. Метель продолжала буйствовать.

Я останавливался, вглядывался вдаль — под сердцем зрело неприятное чувство, что от основной дороги я отклонился. Сказывалось отсутствие опыта, мерзкая погода с практически нулевой видимостью и обходы глубокого снега.

Спросить бы у Молодова, но последние метры он пребывал в обморочном состоянии и едва ли мог мне хоть как-то помочь. Поэтому пришлось полагаться на собственные органы чувств и чутье.

Я шел часа три. Может быть больше. Брел в белом урагане, уже едва ли что-то видя, проваливаясь в снег, увязая в нем по пояс, выбираясь из него, вновь проваливаясь. Дорога уже была не различима.

Я остановился, думая, что будет разумным переждать бурю. Но прошел еще один час, а метель все не утихала. Напротив, стала крепчать. Да и температура воздуха заметно понизилась. Я понял, что могу действительно тут замерзнуть, когда с трудом отодрал штанину от льда — она просто к нему примерзла.

Меня бил озноб, тело трясло от холода. Я замерзал, даже несмотря на то, что двигался. А каково сейчас было Молодову и Косте, которые просто лежали без движения я даже подумать боялся. Их нужно как можно скорей спустить вниз, пока они не отморозили себе конечности и воспаление легких не подхватили.

Белизна. И протяжный вой ветра, больше похожий на звериный. В какой-то момент разум мой начал рисовать необычные картины в этой белизне. В густом снегопаде виделись силуэты людей, домов, базы. Но сколько я ни шел, ни базы, ни людей не появлялось. Я понял, что разум пытается выдать желаемое за действительно.

Ощущение времени размывалось. Да и осознание ситуации и самого себя начинало пропадать. Как я оказался в лежащем положении я не знал. Просто в какой-то момент вдруг открыл глаза и понял, что лежу.

Я устал. Так устал, как никогда не уставал. И даже не мог предположить, что так вообще можно устать. Я вымотался. Исчерпал все резервы своего организма, выжав их досуха. Мне хотелось пить, но я даже не мог поднять руку, чтобы взять фляжку с водой — просто лежал на снегу и доставал языком снег, лизал его, словно зверь.

Мое тело ломило, мышцы гудели от напряжения, а суставы словно выворачивало. Но я не кричал — не было сил. Лишь слушал собственное тяжелое надсадное дыхание и понимал, что вряд ли уже смогу встать на ноги. Упал. Как это произошло? И сам не знал. А что с Молодовым и Костей? Веревка на мне, рука ощущает ее. Значит рядом. Только вот что я могу для них сделать? Уже ничего. Не справился с задачей. Подвел всех.

Такие мысли только усугубляли мой эмоциональный настрой, но ничего с собой я поделать уже не мог.

В какой-то момент я вдруг почувствовал, как что-то загородило мне свет. Огромная тень упала на меня, заставляя напрячься. Что-то появилось между мной и небом. Или кто-то…

Неужели помощь⁈

Я скосил глаза, пытаясь понять, что же это там зависло надо мной. Причем мне показалось, что делаю я это чересчур медленно, долго. Сказывалась усталость. Я едва не отключался.

Но когда увидел причину возникновения тени о сне тут же позабылось.

Это был снежный человек…

Ни альпинист, ни проводник, а именно йети — такой была первая мысль. Хотя я и сам не знал почему так подумал.