Бобик все норовил облизать уже и в людской личине, потому что в прежней не считается.

– Возвращаемся, – сказал я. – Я сильно ударился головой… и теперь она полна идей.

В распахнутые ворота Альтенбаумбурга я въехал по-лордьи: в одной руке повод, другая горделиво уперта в бок, а сам слегка откинут корпусом назад, чтобы всех оглядывать снисходительно и свысока, однако чувствовал себя по-прежнему жалко.

Когда-то посмеивался над всякими психологическими травмами, фигня какая-то, бывают только физические, остальное все придуманное, но сейчас даже на Зайчике сидел с опаской и все посматривал наверх, втягивая голову в плечи, вдруг да поняли, что я все-таки уцелел, решат добить.

Среди выбежавших навстречу слуг узнал и Адель, чистенькая и сияющая, с румяной мордочкой и зовущими глазками, торопливо опустилась на колени, не опуская головы.

– Мой лорд…

– Ты уже здесь? – удивился я. – Ладно, скажи Артуру Шницлеру, это здешний управитель, пусть устроит. У него мало челяди, любимчики разбежались после гибели их хозяина.

Она поднялась с колен и вскинула сияющие глазки. От улыбки сразу образовались милые ямочки на щеках.

– Уже сказала, – прощебетала она. – Он дал мне место и работу.

– Ага, – сказал я, но не стал спрашивать, что за место и что за работа, не лордье дело интересоваться такими мелочами, – ну да, ты же шустрая.

Стараясь не смотреть в низкий вырез ее платья, я соскочил на землю, бросил повод конюхам и отправился в донжон. Одного из стражей отправил на склад, велев принести крепкие веревки и широкие кожаные ремни.

Бобик забежал в мои покои первым, сделал круг и выбежал, сообщив на своем языке, что надо проверить, не разленился ли народ на кухне, за ними тоже нужен глаз да глаз.

– Иди-иди, – сказал я вдогонку, – набирайся сил. Они тебе понадобятся. Еще как!

Я едва успел забросить в желудок пару ломтей буженины и кусок козьего сыра, как в коридоре послышались тяжелые шаги, я с сожалением отказался от чашки кофе.

Вошли, нагруженные мотками веревок и ремнями, двое из челяди, за ними сам управитель, демонстрируя рвение, с двумя большими мешками под мышкой.

Я указал на пол, оба осторожно и аккуратно сложили, на их лицах сдерживающее недоумение, но уже знают: у нового лорда даже причуды не причуды, а нечто важное и очень нужное.

Артур спросил почтительно:

– Ваша светлость, такие веревки?

Я оглядел, кивнул.

– Да, подойдут. Зачем?.. Ну это же понятно! Ночью превращу в змей. Пусть ползают по крепости и подсматривают, кто и что делает непотребное. И подслушивают!

Он отшатнулся в испуге.

– Ваша светлость!

– А что? – спросил я хладнокровно. – Это же так интересно… Ладно, я пошутил. Хотя было бы интересно, как думаешь?

Он вздрогнул.

– Интересно, ваша светлость… но так делать нехорошо.

– Ого, – сказал я, – так ты, выходит, человек с принципами? Так жить труднее, но достойнее. Хорошо, Артур, тем спокойнее оставляю крепость в твоем управлении. Не полном, конечно. Не забывай, у Марселя свои немалые обязанности.

– А ремни?

– Подойдут, – заверил я. – Складывайте в мешок.

Пока они заталкивали веревки и ремни в мешки, я быстро сотворил за их спинами чашку горячего крепкого кофе, выпил, обжигая глотку, чашку швырнул в окно.

Управитель косил глазом, зачуяв незнакомый дразнящий запах, но промолчал, тщательно завязал мешки, а челядины вскинули их на плечи.

– За мной! – велел я.

Во дворе Пес носится с довольной мордой, на кухне как будто ждали его прихода, посмотрел на меня и ринулся в распахнутые ворота конюшни.

Арбогастра вывели, что-то пережевывающего на ходу хрустящее. Судя по напряженным лицам конюхов, зубы размалывают явно не зерна овса.

Я жестом велел прикрепить мешки по обе стороны седла. Артур Шницлер наблюдал серьезными глазами, сдержанный и с непроницаемым лицом.

Пес прыгал вокруг и пытался стащить мешки на землю, будто догадывался, что я придумал.

Я сказал громко:

– Какое-то время меня здесь не будет. Но прослежу за всем, что здесь происходит!.. И если что пойдет не так, явлюсь немедленно и страшно покараю всех, кто осмелился. Да, кто осмелился. Помните, я добр и милостив, но… страшен в гневе!

Исократ, учитель Демосфена, в свое время советовал правителю: не делай ничего в гневе, однако делай вид, что весьма раздражен, когда тебе это удобно.

Я ни разу не показал в Альтенбаумбурге свое раздражение, но, думаю, необходимости нет: моя страшная слава, как уверяют со всех сторон, бежит впереди меня. Так что, думаю, никто не осмелится ни посягнуть на мои земли, ни на мои права сюзерена.

Арбогастр несется почти по прямой, и хотя трижды дорогу пытались загородить широкие трещины, но Пес лихо перепрыгивал с разгону, сердце мое почти обрывалось и падало в голенища сапог, Зайчик тоже с такой силой отталкивался от земли, что меня едва не сдувало, хотя я и вцеплялся, как голодный клещ.

Крутые склоны нас не останавливали, я уже видел вдали тот самый Край, за которым внизу в страшной пропасти расположились земли Сен-Мари, однако дальше дорогу загородили огромные камни.

До Края еще мили две, на коне не проехать, даже на таком. Правда, как-то должны были пробраться Вильярд, Алонсия, Боудеррия и маг Дреслер, но это уже их проблемы… хотя, конечно, пешком пройти, где протискиваясь между этими чудовищными глыбами, где перелезая поверху, не так уж и смертельно.

Я соскочил на землю, Бобик с интересом смотрел, как я снимаю мешки и вытаскиваю из них веревки и широкие ремни, ринулся помогать и, ухватив второй мешок, побежал с ним, взбрыкивая, как молодой козленок.

– Стоп, – крикнул я строго. – Неси обратно! Это не игрушки.

Он смотрел с обидой, вообще-то все на свете – игрушки, как это я не понимаю такой простой вещи.

– Да понимаю, – ответил я, – понимаю. Если бы люди не превращали все в игрушки и в хи-хи, давно с ума бы посходили. Но сейчас я серьезен, как сова в дупле.

Арбогастр смотрел с недоумением, когда я поддел под его брюхо широкие ремни, один под грудь, а на спине завязал что-то вроде красивого праздничного банта.

Бобик вертелся, брался помогать мне, хватая зубами ремни и дергая в разные стороны, наконец я и его увязал, все время повторяя, что теперь он красивый, вон Зайчик с ума сходит от зависти.

На этот раз я не стал прятаться, просто отошел в сторонку и, присев к земле, начал представлять, как становлюсь драконом средних размеров, без толстых плит защиты на спине, зато с надежными крепкими крыльями.