— Ох, Тихон, как же ж тебе тяжело будет, из палат княжеских — да в дом казённый, — с печалью в голосе сказала матушка. — Мы же не из купцов, мы же служивые. У нас из достатка — одно жалование Глеба Гориславовича. Нет, на жизнь нам хватит, бедствовать не будем, но того, к чему ты привык — не сможем дать.

Тихон лишь улыбнулся. То, к чему он привык — нужно не ему, а полноценному одарённому. Каменья на одежде — накопители дара. Золото и серебро — лучшие его проводники. Парчу и шёлк проще зачаровать, чем небеленый лён. Да так, что крепче металла удар держать будет. А ему, обычному сыну боярскому, это не нужно. Слишком низко стоит, слишком мало знает, практически ничего не может. От нечисти всякой и обережной рубахи хватит, а от выродков — дружина воеводы да стрельцы с городовыми спасут.

— Матушка, не переживайте, я знаю цену покою и безопасности. И знаю, что за золото и жемчуг их не купить.

Батюшка и матушка переглянулись между собой, и Глеб Гориславович с любопытством спросил:

— И тебе не обидно, что не стал одарённым?

— Нисколько, — категорично сказал Тихон. — И да, богатырём я тоже быть не хочу.

— Почему? — удивилась матушка.

— Надоело, — с улыбкой сказал Тихон, а потом тут же пояснил: — Шучу. Хлопотно это просто.

И вновь батюшка и матушка с удивлением посмотрели на Тихона. Ну, сложно было представить двум двадцатипятилетним взрослым десятилетнего ребёнка, который ТАК отзывается о мечте своих сверстников. Хотя, что они знают о жизни во дворце любого из князей? Возможно, Тихон действительно видел и понял изнанку мира сильных и успел понять, что это действительно не его? Если он и вправду благословлен Творцом разумом, а не силой и даром, то возможно всё.

— Поэтому и не обидно, что дар не пробудился, да? — спросил с пониманием батюшка. — Потому что князем быть лишь чуть менее хлопотно, чем богатырём, да? Походы, битвы, ответственность, я прав?

— Да, именно, — подтвердил вывод батюшки Тихон. — Я хочу прожить долгую, спокойную и счастливую жизнь. Вдали от приключений и опасностей. Читать книги, ходить на работу, получать жалование, жить в небольшом доме недалеко от парка. Тихо. Порядочно. Как должно. Точка.

Батюшка хмыкнул, матушка пару раз моргнула. Ну, да. Им надо не просто услышать сказанное, но и понять, а потом и осознать. А Тихон сел за стол так, чтобы видеть улицу, освещенную зачарованными фонарями и людей, спешащих по своим поздним делам. К этой архитектуре, где перед домами нет ни полисадников, ни клумб, ему ещё только предстояло привыкнуть. Да, тротуар начинается прямо от стены дома! И от проезжей части этот тротуар отделён лишь жидким рядом высоких деревьев. Иногда. В лучшем случае. Непривычно от слова совсем.

Ничего, привыкнет. Главное, оказаться подальше от любых происшествий и бедствий. Любых.

— Ох, что ж это мы сидим! Самовар-то стынет во дворе! — спохватилась Василиса Никитишна. — Глаша! Иван! Самовар несите! И пряники!

— И мёда с закусью, — в догонку чуть повысил голос Глеб Гориславович.

Глава 4

Школа

— Тихон, просыпайся, тебе пора в школу, — сказала матушка, пару раз стукнув в дверь.

Школа… Тихон чуть было не застонал, вспомнив, что ему предстоит. Общий класс, лекции и практики, соединенные в уроки, четыре десятка детей одного с ним возраста. Только без памяти прошлой жизни. А, значит, со всеми вытекающими последствиями в виде детских обид, угроз, выяснения отношений и прочее.

Неизбежное зло массового обучения. Когда минимальная грамотность становится необходимостью развития страны, а не привилегией знати. Минимальный уровень знаний, максимальный уровень проблем межличностного характера. В пять лет начинают учить, в десять — первый отсев. В пятнадцать — выбор направления, в двадцать — завершение учёбы. Целых десять лет ещё Тихону предстояло провести в школе. Брр.

— Тихон? — спросила с тревогой в голосе Василиса Никитишна.

— Да, матушка, я уже проснулся, — поднимаясь с кровати, ответил ей Тихон. — Через пять минут выйду.

Весьма удобной кровати, кстати. В меру мягкий матрац, средней жёсткости подушка, не жаркое одеяло. Да, не княжеское ложе в полтора роста по ширине и длине, с периной из лебяжьего пуха, ворохом подушек всех размеров и таким же одеялом. Но и не жёсткая лавка обычного крестьянина, без тюфяка и одеяла, с подушкой из собственных рук. Нормальная деревянная кровать для одного, которой вполне было достаточно десятилетнему ребёнку.

Также в комнате присутствовал письменный стол у окна, сейчас занавешенного шторой и навесные полки для книг на стене, рядом со столом. Справа от двери стоял столик-умывальник с медным тазом, глиняным кувшином с водой и небольшим дешёвым подобием стеклянного зеркала: отполированной до блеска медной пластиной. Там же висело и полотенце с широкими полосами обережной вышивки по краям. Сундук для одежды всё там же, справа от двери, за кроватью. Обогрев комнаты зависел от стены печки, которая образовывала косую стенку слева от двери. Топка печки, скорее всего, находилась во флигеле, у слуг. Ну, сейчас ещё топить рановато. На юге, куда занесло Тихона, до ноября может быть тепло.

Так, хватит размышлять! Надо быстро умыться, одеться да пригладить волосы расчёской, чтобы не топорщились во все стороны. И выйти из комнаты, потому что общий завтрак — это святое. Вот только когда Тихон через пять минут вышел-таки в зал-столовую, то увидел на столе лишь один набор приборов. Нет, завтрак там тоже был. Гора оладий, миски с добавками к ним: сметана, мёд, варенье нескольких видов. Был и пузатый керамический чайник с заваркой, и кувшины с молоком и квасом. Но. Пустая тарелка, вилка с ножом и чашка — были лишь для одного.

— Доброе утро, Тихон, присаживайся, — с улыбкой сказала матушка. — Глеб Гориславович уходит рано, так что мы решили дать тебе немного дольше поспать. Что будешь? Чай, молоко, квас? Сколько оладушек тебе положить?

О, так вот почему только один прибор! Надо же, пожалели, дали отоспаться. Кстати, выглядела Василиса Никитишна сегодня гораздо проще, чем вчера, но не менее красиво. Мягкие домашние туфли, длинная рубаха из тонкого сукна под шелковым кубельком, на голове — повойник, прикрытый шелковым же платком с ярким набивным рисунком. Интересно. Это же домашний костюм, но почему из шёлка? Понятно, что дочери боярской в простом суконном кубельке ходить невместно, но… Почему не использовать дорогое сукно, а не привозной шёлк? Или это местные заморочки?

— Благодарю, — слегка растерянно сказал Тихон, опускаясь на стул. — Буду чай, четырёх штук будет достаточно.

О, вон и часы,