Мэри всегда легко находила общий язык с мужчинами, но она не имела ни малейшего понятия о том, как флиртовать с ними, и не знала, нашел ли он ее привлекательной. Когда она заглянула в его мягкие карие глаза, то подумала, что прочла в них любопытство, и пожелала всем сердцем вдруг очутиться в чистом платье, со свежевымытой головой, чтобы иметь какой-то шанс.

— Могу я остаться еще ненадолго? — выпалила она порывисто.

Тенч улыбнулся, и его глаза сверкнули.

— Нет, не можешь, Мэри, — сказал он. — Мне нужно работать. Но почему ты хочешь остаться? Я дал тебе еды, и тебя не будут пороть.

— Потому что… — начала Мэри, но, к своему ужасу, почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза. Она не могла найти слов, чтобы объяснить, что значит находиться в зловонном трюме и что чувствуешь, когда желудок полон. И Мэри, разумеется, не могла сказать ему, что в ее планы входит предложить ему свою девственность в надежде получить взамен некоторые привилегии.

Возможно, он понял кое-что из этого, поскольку положил ей руку на плечо.

— Тебе нужно возвращаться, — сказал Тенч мягко. — Но мы еще поговорим.

В ту ночь доброта Ваткина Тенча подбодрила Мэри. Лежа между Бесси и Нэнси, она не обращала внимания на стоны, кашель и рыдания других женщин. Она точно так же не реагировала на крыс, бегавших вокруг. Вместо этого Мэри погрузилась в воспоминания о его удивлении, о блеске его волос и о его мягком обращении. На несколько коротких минут она почувствовала себя чистой, забыла о том, что стала каторжницей. Это был своего рода побег, и очень приятный.

Мэри не знала, был ли в этом замешан Тенч, но через несколько дней ее, Бесси и двух других женщин, Сару Джильс и Ханну Браун, вызвали из трюма для работы. В распределении еды уже произошла явная перемена, так как охранники стояли в трюме и следили, чтобы все, больные и здоровые, получали одинаковые порции. Для Мэри этого было достаточно. А вызов на работу стал неожиданным дополнительным вознаграждением.

В качестве работы им дали стирку одежды, в основном рубашек. Это было нелегкой задачей, поскольку им пришлось нести четыре тяжелых деревянных лохани на палубу из склада, а это оказалось сложно делать в кандалах, затем спускать ведра на канатах в реку, чтобы наполнить их водой. Но было так приятно находиться на солнце, смотреть на берег и видеть буйную зелень полей и лесов, и, даже если охранники следили за каждым их шагом, это казалось в миллион раз лучше, чем сидеть взаперти в трюме.

— Как ты думаешь, мы сможем помыться, когда закончим со стиркой? — прошептала Мэри Саре, пока они терли грязные рубашки кусками твердого мыла.

Сара была одной из тех женщин, которых другие называли шлюхами. Маленькая и симпатичная, с рыже-золотыми волосами, она была вдовой с двумя маленькими детьми. Ее муж-рыбак пропал в море, когда его корабль разбило штормом, и Сара оставила детей с матерью в Сент-Иве и поехала в Плимут. Ее история была похожа на историю Мэри: ей пришлось воровать, потому что она не могла найти работу. Сара находилась на «Дюнкирке» уже восемь месяцев.

— Можешь, если хочешь, — сказала Сара и засмеялась, будто Мэри пошутила. — Но я надеюсь, ты не собираешься делать это без одежды.

— Конечно же нет! — Мэри вспыхнула. — Я просто заберусь в лохань в платье и как раз заодно его постираю.

— Ты будешь купаться в кандалах? — Сара подняла одну бровь.

— Ну не могу же я их снять, — ответила Мэри небрежным тоном и обернулась к Бесси. — А ты хочешь искупаться?

Бесси начала хихикать, и это заразило их всех. Сара намылила руки и начала выдувать мыльные пузыри, Ханна брызгала на Мэри водой, а та в ответ шлепала ее мокрым бельем. Если охранники и заметили это, они не стали вмешиваться и останавливать их, и вдруг заключенные почувствовали себя обычными девчонками-школьницами на воскресном пикнике. Они хихикали, болтали и пели. Бесси даже немного пританцовывала, гремя цепями и отбивая ритм ногой.

Когда постиранные рубашки сохли на веревках, они полностью закрыли женщин от глаз охраны.

— Теперь давай, если хочешь, — подтолкнула Сара Мэри. — Пока мы не вылили воду из лоханей.

Бесси и Ханна наблюдали, распираемые желанием присоединиться к Мэри, но боялись, как бы их за этим не поймали. Мэри шагнула в лохань, охнув от холода. В восторге от почти сладострастного прикосновения воды к коже она рассмеялась.

— Так хорошо! — выдохнула она, опускаясь так, что вода дошла ей до талии, и приглашая взглядом остальных последовать ее примеру и залезть в другие лохани. — Если хотите, забирайтесь быстро, пока нас не поймали.

Бесси и Ханна не колебались, и только Сара медлила, сказав, что будет «на стреме». Три женщины яростно терли свои тела и одежду, зная, что времени у них на это немного, и все же улыбались от восторга, видя, как с них стекает грязь.

Намылив волосы, Мэри прямо с головой опустилась несколько раз в лохань. Когда она вынырнула в последний раз, то, к своему ужасу, увидела уставившихся на нее двух охранников и офицера. Быстро глянув на Бесси и Ханну, Мэри заметила, что они уже выбрались из своих лоханей и тщетно пытались выжать воду из платьев. Сара стояла взволнованная, с побелевшим лицом.

— Мы не делали ничего дурного, сэр, — сказала Мэри, обращаясь к офицеру. Это был дородный мужчина с крупным носом, и выглядел он ошеломленным. — Мы просто использовали воду, прежде чем вылить ее за борт. Мы закончили всю стирку.

Мэри не видела ни одной разумной причины, по которой мытье могло рассматриваться как нечто достойное наказания. Но вид ее мокрых подруг насторожил ее. Их платья плотно облегали тела, отчетливо вырисовывая изгибы их груди и бедер, и охранники смотрели на них с нескрываемой похотью. Мэри осознала, что ее тело точно так же выставлено напоказ, и ее одолело смущение.

— Извините, сэр, — произнесла она, пытаясь вылезти из лохани. — Но вы не можете винить нас. Нам никогда не дают достаточно воды, чтобы тщательно вымыться.

— Почему вы, женщины, всегда оборачиваете любую ситуацию в свою пользу? — спросил офицер.

Мэри посмотрела на своих подруг и увидела, что они онемели от страха. Офицер был старше, чем Тенч, вероятно, лет тридцати или больше, и говорил высоким голосом и очень быстро. И все же она не видела в его глазах жестокости, только крайнее изумление.

— А вы разве нет? — парировала Мэри. — Что же еще нам остается? Этот трюм, в котором вы нас держите, не вонял бы так, если бы нам разрешали мыться и подниматься наверх, чтобы делать зарядку, и если бы там время от времени чистили пол. Даже животные в подобном месте взбунтовались бы.

Один из охранников посмеивался, но офицер строгим взглядом заставил его замолчать.

— Заберите этих троих обратно, — сказал он, указывая на Бесси, Сару и Ханну. — А с этой я разберусь.

Охранники протолкнули подруг Мэри между веревками с развешенным бельем, оставляя ее наедине с офицером. Она тщетно пыталась отжать свою юбку, ожидая, что он заговорит.