– Снова этот драный колдун!!! – скрывая лихорадочный испуг, прорычал кто-то из-за обрушенной россыпи ящиков.

– Всегда пожалуйста, – кисло скривился маг. – Вы были очень любезны. Обращайтесь еще.

– Помпы там, волхв.

Чародей почувствовал, как его потянули за рукав.

– Что? – возмущенно вытаращил он глаза на Олафа. – Помпа? Причем тут помпа? Вы что все думаете, что я пришел сюда руками из пустого в порожнее переливать?

– А чем? – тупо уставилась на него Серафима.

– Я – маг! И известно ли вам, что достаточно всего одного верного, правильно наложенного заклинания, чтобы вся команда через минуту пошла отдыхать и пить чай!

– Тогда спасенья точно нет, – обреченно изрек сверху, из зева люка, Кириан, приведенный доброхотами в чувства, и забормотал речитативом, словно читал отходную:

Этот маг с большою помпой

Посадил корабль на мель.

А теперь работать помпой

Не желает он. Отсель

Нам не выбраться вовеки,

Здесь мы кончим жизни путь.

А закроет наши веки

Маг великий как-нибудь…

– И да умолкнут маловерные! – сурово отмахнулся волшебник от белого как молоко барда. И, немного помолчав, добавил:

– Кто-нибудь может сказать, больше тут трехсот литров, или как?

– Триста литров?! – горестно возопил капитан. – Триста литров?!.. Да если бы здесь было триста литров, мы бы пили в каютах чай и без тебя! Триста!.. Да у нас тут скоро половина пролива окажется!!!

– Н-ну, не вижу предмета для волнения… – не особо убедительно пробормотал чародей, пропустил мимо себя новых операторов помпы – Сеньку, Олафа, Кириана и Гильдаса, присел на ступеньки трапа, чтобы не быть сброшенным сумасшедшей болтанкой в прибывающую воду, кишащую грузом, матросами и заблудившимися рыбами – и проворно полез в рукав.

– Это ничего… могло быть и хуже… значительно хуже… – успокоительно приговаривал он, дрожащей рукой разглаживая пергамент на мокрой коленке.

– К-как? – замер на пути к астматически хрипящим и захлебывающимся в почти полном мраке насосам музыкант и выдавил с замиранием сердца. Агафон оторвался от пляшущих вместе с кораблем неровных строчек шпаргалки и поднял на миннезингера слегка расфокусированный взгляд.

– Пока не знаю. Но скоро выясним.

Юный волшебник был из породы тех людей, что твердо выполняют свои обещания.[14]Поэтому далее события развивались феерично и по нарастающей.

Для начала главный специалист по волшебным наукам превратил всю воду в кефир.

Потом в кисель.

Затем в лесогорское плодово-ягодное.

Матросы вдохнули пары и заметно повеселели.

Некоторые попытались утопиться.

Если бы их безответственные собратья не отпили половину, им бы это даже удалось.

Помпы были позабыты и оставлены – но ненадолго: прибывающая сквозь пробоину вода быстро разбавила напиток неразборчивых богов до консистенции и вкуса вонючей мутной соленой жижи, и матросы, бормоча проклятья, снова бросились за работу.

После этого в голову чародея, хмельную от сивушных паров и одному ему понятных успехов, пришла на удивление разумная мысль, что бороться надо не с последствиями, а с причиной.

Размышления об осушении моря или, на худой конец, пролива, были скоро оставлены как не имеющие под собой научной почвы и экологически вредные.

Идея про перенесение каравеллы в какое-нибудь другое место, посуше и менее ветренное, тоже не прошла фейс-контроль как неблагонадежная: заряд посоха после первой телепортации убавился вчетверо, а не долететь и очутиться где-нибудь на рифах в зоне прибоя не рискнул даже вдохновенный волхв.

Попытка убрать воду из трюма окончилась быстро и бесславно: сначала вся вонючая жижа собралась в огромный шар, полный груза и корабельных крыс, посреди трюма. Потом перекатилась к корме. После – в нос. Затем прилипла к потолку, но ненадолго: через несколько секунд со смачным чавком отделилась она от перекрытия между палубами, прихватив на память несколько досок, и от души накрыла собой всех, включая неистово фонтанирующего магическими ругательствами Агафона.

Извлекши себя из-под кучи мусора, бывшего еще недавно вамаяссьским чайным сервизом на триста тридцать персон, волшебник задумался не на шутку. Но думай-не думай, а в природе оставалось всего одно-единственное последнее решение, самое очевидное, и посему самое скучное и оставляемое обуянным полетом творческого гения студентом на потом.

Заделать пробоину.

Поплевав на ладони, маг сжал покрепче посох, зажмурился и прошептал четко и ясно только что прочитанное с выручательного пергамента заклинание.

Всеобщий вздох изумления стал подтверждением того, что магия сработала. Торжествующе ухмыльнувшись, специалист по волшебным наукам разлепил глаза и вдруг почувствовал, что нижняя палуба уходит у него из-под ног.

А заодно и у всех остальных.

– КАКОЙ ИДИОТ!!!!!!!!.. – проревел ему в ухо кто-то взбешенный голосом эрла, пролетая вверх тормашками мимо.

Естественно, Агафон не принял сии обидные слова на свой счет, и даже задумался ненадолго, нет ли среди его знакомых этого идиота, и если есть, то стОит ли ему при встрече сообщать, что про него думают люди… Но всё же отчего-то почуял неладное.

Посланный в сторону пробоины… вернее, того места, где он в последний раз видел пробоину, светящийся шар показал ошарашенному волшебнику фрагмент потолка, медленно смещающийся вниз. А в том районе, где у всех нормальных кораблей, по его представлению, должно было быть дно, вольготно расположился злосчастный левый борт с пробоиной.

Заделанной.

Кирпичом.

В шесть слоев.

– К-кабуча!!!!! – было единственным, что смог проорать чародей, прежде чем на язык прыгнуло нужное «абра-кадабра-гейт!!!!» и, к потрясению самого чародея, тут же сработало.

Кирпич пропал, каравелла рывком, сбивающим всех и вся в кучу-малу, приняла вертикальное положение и с облегчением принялась тонуть дальше естественным манером.

Но Агафон никогда не искал легких путей. Следующее заклинание заставило отшатнуться матросов, пытающихся заложить дыру мешками с сахарным песком из приданого Эссельте: бурлящий ледяной водопад в проеме, оскалившемся рваными краями, пропал, и на них глянуло бездонным черным оком не менее холодное звездное небо. Чиркнули по глазам и тут же пропали несколько шустрых комет. Грузно проплыла мимо пузатая планета с комплектом хула-хупов вокруг талии. Показала изогнутые гармошкой крылья нелепая громоздкая конструкция из белого железа, похожая на полотенцесушилку. В ее круглых, похожих на морские, окошках замелькали ошалелые человеческие лица – сплошь вытаращенные глаза и разинутые рты. Через край пробоины заглянул, строя глазки, кто-то зеленый с головой, подозрительно смахивающей на недоевший удобрений огурец.