8 января 1904 года

Концерт прошел замечательно. Играли в колледже «Купер Юнион» на Астор-Плейс, в большом зале, и туда пришли люди из Верхнего города! Женщины в плащах, не только в шалях. Итци прав. Но главное, папа играл великолепно. Он исполнил свою партию в совершенно новом концерте ре-минор Сибелиуса «безупречно». Я слышала, как об этом сказал мужчина рядом со мной. Музыканты хотят, чтобы папа участвовал и в других концертах. Только представьте себе, если бы папа мог отказаться от работы в мастерской, а вместо этого постоянно давал уроки игры на скрипке и играл в оркестре. Мама тоже была счастлива. Но она действительно смотрелась очень странно. По-моему, там не было больше ни одной женщины в парике. Все женщины были так модно одеты. Мама смотрела на их плащи. У сидящей впереди нас дамы плащ был с очень стильным, необычным воротником, и мама сказала, что видела его с изнанки и расскажет об этом мистеру Силверу, чтобы он мог использовать такой покрой в своих новых моделях.

9 января 1904 года

Что за день! Как будто вчера на концерте недостаточно переволновались. Мы все крепко спали, когда раздался громкий стук в дверь. Пришла Блю. У ее матери начались родовые схватки. Мы все засуетились, потому что моя мама давно обещала пойти и помочь матери Блю при родах. Папу послали за акушеркой. В этой суматохе никто не заметил, что Мириам куда-то делась. А потом Мириам появляется, и на ней ее самая теплая шаль. Ясно, что она не из туалета вышла, но никто этого не замечает. Кроме меня. И я шепчу ей: «Мириам, будь осторожнее, когда гуляешь с Шоном». Ее лицо застыло. Вот так я наконец-то сказала ей, что все знаю! Слова как-то сами родились. Как малыш у миссис Вулф. Маленькая девочка. Очень красивая. Толстенькая и не такая красная, какими рождаются некоторые младенцы, не такая морщинистая.

Через полчаса зажгут свечи. Но мы все так устали, что в шабат на ужин будем есть только суп и картофельный кугел — еврейское блюдо, что-то среднее между пудингом и запеканкой. Нет времени готовить что-то еще.

12 января 1904 года

Мама начала шить плащи по выкройкам отца Итци. Я помогаю вырезать. Итци помогает болтать. Он сведет меня с ума. Он все время болтает о моделях, которые видел в Верхнем городе. Рассказывает, где найти отделку для того стильного воротника, который мама видела на концерте. Можно подумать, Итци хозяин универмага «Мейсиз». Я хожу домой к Блю каждый день, потому что ей приходится пропускать школу, чтобы помогать ухаживать за новорожденным малышом. Я показываю ей, что мы проходим в школе. Пытаюсь помогать. Но Блю все равно отстает. Она не понимает, как делить в столбик. Совсем не может прочитать рассказ в учебнике, который мы сейчас проходим. Я пишу большими печатными буквами слова, которые ей нужно выучить, и вешаю бумажки в изголовье ее кровати, чтобы она смотрела на них, когда просыпается и засыпает, но ее маленький брат срывает их. О Боже. Я за нее волнуюсь

14 января 1904 года

Наконец я по-настоящему поговорила с Мириам о Шоне. Она расплакалась и сказала, что очень сильно его любит. Они хотят пожениться! У меня рот открылся, когда я об этом услышала. Мириам ответила: «Но мне уже почти шестнадцать». Она говорит, что в Заричке сват уже нашел бы ей мужа. Я заметила, что шадхен, еврейский сват, нашел бы ей еврейского мужа. Това ничего не знает. Не могу поверить, что я знаю что-то такое, чего не знает Това. Но все это так сложно. Я не хочу, чтобы Мириам выходила замуж. Мама с папой ужасно огорчатся, и это сейчас, когда все идет так хорошо. У мамы есть заказы, а папа снова играет на скрипке.

17 января 1904 года

Снова ударили морозы. Сегодня, лежа в постели, я заметила чудесный свет, пробивавшийся сквозь окно в гостиной. Я никак не могла понять, что это такое. А потом увидела. Это лунный свет пробивался сквозь сосульки. Завтра идем с мамой в Верхний город, чтобы отдать оставшуюся часть заказа — униформу для прислуги той дамы. Гувернантка отнесла ей первую часть заказа, но даме так понравилась работа, что она хочет, чтобы мама пришла сама и сняла с нее мерки для платья. Все так хорошо складывается.

19 января 1904 года

Нет, больше никогда! Мы ходили в Верхний город. Дом Мейеров находится на Западной Сорок Пятой улице, рядом с Пятой авеню. Сначала нас провели в приемную. Там растет дерево, в приемной, верите? Живое, настоящее дерево. Мисс Кэролайн, гувернантка, сказала, что это пальма и что такие пальмы растут во Флориде — там, где Президент Рузвельт создал заповедник для птиц. Все стены увешаны красивыми вещами. Гобеленами с изображением единорогов и полуобнаженных людей, богов и богинь, — наверное, это сюжеты из мифологии. На каждом окне красивые занавески с бахромой и узорами. А еще тумбы с мраморными мужскими головами, ни одной женской. Будуар миссис Мейер, где мама снимала мерки, похож на заросли роз. Все выдержано в розовых и красных тонах. Розы в вазах и на диванных подушках, и повсюду маленькие обнаженные ангелы, каких называют купидонами, они изображены на картинах и украшают лепнину под потолком. Мне показалось немного странным, что каждый угол комнаты украшен купидоном, но только головой и крыльями купидона. Как будто им головы отрубили гильотиной, как во времена французской революции. Не думаю, что обезглавленные ангелы — идеал прекрасного.

Я не могла поверить маминым словам о том, что Мейеры — евреи. Мама говорит, что они евреи из Германии, а это совсем другое. Но Блю Вулф — тоже еврейка из Германии, а она вовсе не такая.

Миссис Мейер очень приятная дама, но я возненавидела двух ее дочерей, Флору и Розелен. Они вели себя очень высокомерно и строили из себя невесть что. Мисс Кэролайн попросила их развлечь меня в музыкальной комнате. Они привели меня в комнату, где сами развалились в пышных креслах, мне же пришлось сесть на твердый стул, а они стали очень быстро говорить по-английски. Я знаю, они делали это нарочно. Я подошла к пианино и увидела ноты фортепианного концерта ля минор Шумана. И я сказала: «Я знаю это произведение. Мой отец исполнял в нем партию скрипки». Когда я заговорила, они начали хихикать, прикрывая рты, над моим английским. А потом обе взяли по книжке и стали читать, больше не обращая на меня ни малейшего внимания.

24 января 1904 года

В воскресенье у папы снова начнутся репетиции. Мне нравится ходить с ним, потому что здание, где проходят репетиции, расположено совсем рядом с театром, где мы смотрели «Шуламит». Приходили Това, Мэнди и подруга Мэнди по имени Мэми. Мэми очень приятная и красивая. Я говорю ей, что люблю еврейский театр. Она отвечает, что у нее есть знакомые, которые работают в еврейском театре и как-нибудь она отведет меня туда.

26 января 1904 года

Угадайте, что случилось? Мэми заходит за мной после школы. Спрашивает, могу ли я прямо сейчас пойти с ней. В театре репетируют новую пьесу, я могу прийти посмотреть. Это самый замечательный день в моей жизни. Мы сидим в темном театре. Всего несколько человек. Смотрим на великих актеров без грима, они ходят по сцене, в руках листы с текстом их персонажей. Мне очень нравится. Мэми представляет меня своему другу. Я думаю, это ее молодой человек, он рабочий сцены. Он очень милый, его зовут Борис. Он говорит, что я могу приходить, когда захочу. Если я сижу тихо, как мышка, то никаких проблем.