– Значит, вы уезжаете?

– Папа не хочет уезжать.

– Хм. То есть вы остаетесь?

– Скорее всего. Папа обычно добивается своего. Вы с мамой уже разговаривали?

– Нет. Честно говоря, я не уверен, что она знает о том, что происходит. Наверное, я тоже остаюсь. Держи, – сказал я, протягивая Гайе карту.

– Можешь забрать, если хочешь. Будем заполнять вместе. Вернешь мне завтра.

– Хорошо, – сказал я и положил карту в карман.

Мы оба даже не догадывались, что завтра мы не увидимся. И послезавтра. И послепослезавтра тоже.

На следующий день нашу школу закрыли.

Большинство людей решили уехать. Я видел их из окна. По тротуарам двигалась целая процессия. Люди несли свои вещи в ярких сумках или тащили в огромных чемоданах. Все, что у них было.

Я долго пытался разглядеть среди них Гайю и ее семью. Может быть, ее папа передумал и они прямо сейчас ехали в Брайтон, к тете. Может быть, ее родители ругались, потому что не могли убедить друг друга, а Гайя с братьями пытались не слушать крики, доносившиеся из-за тонких стен.

Я не мог знать. Телефона у нас не было. У мамы был мобильный, но я не имел понятия, где он лежит.

Я вытащил из кармана карту, которую мне дала Гайя, и водил пальцем по точкам и цифрам, пока не остановился на ее квартале. Я скучал по ней.

Я пытался не думать о том, что, возможно, никогда ее не увижу, но эта мысль все вертелась у меня в голове, и мне было от нее очень плохо. Я успокаивался, только разглядывая карту. Это было последнее воспоминание о Гайе. У меня не осталось фотографий, только картинки в голове и эта самая карта.

Я надеялся, что Гайя выбралась. Надеялся, что она была вдали от груды камней и руин, в которые превратились наши улицы. В домах теперь было опасно. Кирпичи, стены и двери перестали нас защищать.

А может, Гайя уже приехала туда, в Брайтон. К морю. Я море видел всего один раз, на экскурсии во втором классе, и оно меня напугало. Такое большое, бесконечное, тянущееся до самого горизонта. Я признался Гайе, что мне страшно, и она держала меня за руку, пока мы бродили на мелководье, и крепко сжала мою ладонь, когда накатили волны и забрызгали нас до пояса. Кажется, я тогда вскрикнул, но с Гайей рядом мне было не так тревожно.

Мне так хотелось ее увидеть. Наверно, можно было уехать с ее семьей в Брайтон, сбежать отсюда.

Уехать было хорошей идеей, но маму я бросить не мог.

Через пару дней после закрытия школы к нам домой пришла мама Майкла и сказала мне собирать вещи. Затем она распахнула дверь маминой спальни и стала кричать, чтобы мама поднималась. Чтобы спасала сына. Спасала себя. Мама посмотрела прямо сквозь нее, будто никто и не ругался вовсе, перевернулась на другой бок и заснула.

Тогда мама Майкла схватила меня за руку и начала почти что кричать на меня. Сказала, что я поеду с ними, это для моей же безопасности. Сказала, чтобы я собрал вещи и ждал ее.

Я закрыл за ней дверь и запер ее большим ключом, которым мы почти никогда не пользовались. И цепочку повесил тоже. Потом я задвинул дверь комодом. Поднять я его не мог, потому что комод был слишком тяжелый. Мне пришлось толкать сначала одну сторону, потом другую. Так, маленькими зигзагами, я дотолкал его к двери. Заняло это немало времени, но к приходу мамы Майкла я успел.

Когда она поняла, что я не собираюсь открывать ей дверь, мама Майкла начала очень громко кричать. Громче, чем на маму. «Ади! Ади! Ади!» – повторяла она мое имя снова и снова. Я даже слышал, как к ней присоединилась сестра Майкла. Но долго это не продолжалось. Я услышал затихающие звуки их шагов. Они тоже уехали.

После этого я пошел за продуктами. Это было опасно, но холодильник у нас почти опустел.

Я вышел из башни, но к магазинам повернул не сразу. Сначала я посмотрел в сторону башни Гайи. Там ли она еще? Я начал считать этажи, начиная с первого, пока не дошел до семнадцатого, и попытался разглядеть что-нибудь в темных окнах.

Может, прямо в этот самый момент Гайя смотрела на меня?

На всякий случай я поднял руку и осторожно помахал. Потом почувствовал себя как-то глупо, опустил руку и побежал в сторону магазинов.

Ближайший был закрыт, серые ставни опущены, так что мне пришлось идти в мини-супермаркет дальше по улице.

Кроме меня, других покупателей внутри не было. Я ходил вдоль рядов, набирал корзинку продуктов. Многие полки были пустыми. Я решил побаловать себя и купить шоколадное печенье с белым зефиром внутри. Потом вспомнил, что нужно взять туалетную бумагу.

Продавец был очень высокий и явно нервничал. Он не переставал оглядываться вокруг, будто ожидал, что кто-то выскочит из-за полок и нападет на него. Я разложил покупки в два пакета. От тяжести их ручки впивались мне в ладони, оставляя розовые полоски на коже. Я отошел от магазина всего на пару шагов и увидел, что вывеску на двери поменяли на ЗАКРЫТО.

Я едва успел вовремя.

Улицы пустовали, и мне вдруг стало очень неуютно. По дороге не проезжали машины или автобусы, что было очень странно. Обычно на главной дороге их собиралось так много, что всем приходилось стоять в пробке. У нас даже говорили, что это единственная постоянная вещь на свете. Может, солнце не встанет или день окажется неудачным, но на главной дороге всегда будет огромная пробка.

Мне не нравилось, как пусто теперь выглядела улица.

Я не подозревал, насколько привык, когда вокруг ходят люди и ездят туда-сюда машины. Без всего этого я чувствовал себя одиноким. С тяжелыми сумками я не мог бежать, а обычный шаг казался медленным и утомительным. Тогда я стал играть в особую игру, о которой никому, даже Гайе, не рассказывал.

Я представлял, что за мной идет какое-нибудь животное.

Может, оно прячется за мусоркой или крадется из-за угла. Это могло быть любое животное. Были слоны, жирафы, лошади и даже кролики, хотя обычно это кошка или собака. Иногда я представлял животное, которое ходило за мной раньше. Часто появляется черно-белый пес, пару раз я видел маленького полосатого котенка.

Я представляю, что животное идет за мной до дома, так что я могу обернуться и его увидеть. Когда я подхожу к своему кварталу, оно подбегает поближе, и мы поднимаемся по лестнице вместе. В такие дни я всегда иду по лестнице, потому мне нравится представлять, как зверек убегает вперед, а потом ждет, когда я его догоню. Или сидит на перилах и спрыгивает вниз, когда я подхожу.

И я думаю, что животным лифты не нравятся. Им кажется, будто их заперли.

Потом в квартире я кормлю его любимой едой. Это я тоже только воображаю. Я не накладываю настоящую еду. Потом я стелю ему подстилку на ночь, и все.

Наверно, это вроде как воображаемые друзья, поэтому я о них никому не рассказываю. Не хочу, чтобы меня считали странным. Я с ними не разговариваю, с животными. Обычные фразы говорю, вроде «Сюда, малыш!», или «Все хорошо, не бойся», или «Я тебя не трону», но все только в моей голове, чтобы мама не услышала и не проснулась. И имен у животных тоже нет.