Я прибегал так один раз, и маме это не понравилось.

Я вскочил на ноги, как только услышал скрип дверной ручки.

– Мам! – сказал я. – Я теперь все время дома. Школу закрыли, потому что на улицах опасно. Многие уезжают. Может, нам тоже уехать? Только нужно быть осторожнее, потому что можно упасть и умереть…

Я был так рад. Я ни с кем не разговаривал с того дня, как мама Майкла пыталась забрать меня с собой и я сходил в магазин. Тот высокий нервный продавец был последним, с кем я говорил. Это было шесть дней назад.

Мама что-то зашептала, и мой поток слов остановился.

– Стой, стой, стой, – говорила она.

Мама повернулась в сторону ванной и посмотрела на меня, как в тот раз, когда я уговаривал ее сходить со мной в магазин. Ее глаза едва открывались, словно ото сна у нее слиплись веки. Но я понял, что они хотели сказать: «Перестань говорить. Мне плохо».

Мама зашла в ванную. Я услышал, как она смывает воду в туалете. Потом мама вернулась в спальню.

Я все понял. Теперь, когда мама выходила из комнаты, я сидел смирно, только поворачивал голову в ее сторону. Иногда она кивала мне коротко, но ничего больше.

Я очень скучал по Гайе и нашим разговорам. Особенно после всего происходящего. Я так хотел поговорить с ней и послушать ее размышления. Считает ли она все еще, что обвалы и смерти людей связаны? Забавно ли ей, как мне, оттого, что по новостям теперь постоянно упоминают название Блюхерского проезда? Кажется ли ей страшным это слово, особенно если повторить его несколько раз подряд?

Приходилось только воображать наши разговоры и самому придумывать, что сказала бы Гайя. Это не то же самое, что поговорить с ней по-настоящему, но мне помогало. А иногда я вспоминал наши старые разговоры.

– Знаешь, что я услышала по радио утром? – однажды спросила Гайя, когда мы сидели на детской площадке. – Какие-то ученые проводили опыты над растениями, чтобы узнать, относятся ли они одинаково к родственным и к чужим видам.

– Ух ты, – сказал я.

– Угадай, что они обнаружили.

– Что они относятся одинаково. Это же растения.

– А вот и нет! Оказалось, что они менее агрессивны по отношению к родственным видам. Они занимают меньше корневого пространства, чтобы их родственникам было где расти. Потрясающе, правда?

– Но откуда они знают, какое растение им родственник?

– Ученые этого еще не поняли. Никто не знает, как они друг друга узнают.

– Странно.

– Правда, здорово? На самом деле мы так мало знаем о поведении растений.

– Да. Наверно.

Гайя очень любила рассказывать мне всякие интересные факты. Что-то такое, о чем я раньше не задумывался, или не понимал, или не слышал. Часто они были связаны с растениями, потому что Гайя их очень любила. Мне так хотелось хоть еще разок услышать от нее что-нибудь удивительное о нашем мире. Благодаря Гайе я понял, на какой замечательной и странной планете мы живем.

Я продолжал заполнять ее карту. Наверное, так я чувствовал себя ближе к ней. Каждый день я рисовал и пронумеровывал красные точки. Места на карте почти не оставалось. Точек стало так много – почти весь лист покрылся красным.

Я скучал по Гайе еще больше, когда случалось что-то новое, потому что мне хотелось обсудить с ней произошедшее. Иначе это казалось каким-то нереальным, будто и не происходило вовсе.

Как-то раз по всем каналам показывали одно и то же: интервью с кудрявой светловолосой женщиной. Ее лицо заполняло весь экран. Я заметил морщинки у нее вокруг рта, там, где кожа сминалась от улыбки. Но женщина не улыбалась. Она обнаружила, что именно убивает людей. Она нашла что-то у них в глотках, настолько маленькое, что это нельзя было увидеть невооруженным взглядом. Женщина использовала специальный микроскоп.

Она назвала это «споры».

Я не знал, что такое споры и откуда они берутся, но я был рад, что увидел эту женщину. Она сказала, что лучше всего находиться в помещении и по возможности не выходить на улицу. Я надеялся, что Гайя тоже услышала про эти споры, если она до сих пор в своей башне. У нас снова кончалась еда, и я планировал сходить в магазин, но теперь решил никуда не выходить.

В конце концов, я решил попросить еды у соседей. Я не был снаружи уже несколько дней, и мне было страшновато выходить из квартиры.

«Так вот что мама чувствует», – подумал я.

В коридоре никого не было. Я слышал только свои шаги. Я осторожно вышел из квартиры, оглядываясь по сторонам, будто за углом поджидала опасность.

Ближе всего к нам была квартира мамы Майкла, но я знал, что они уехали, поэтому стучать не стал. Однако, проходя мимо, я заметил, что дверь была слегка приоткрыта. Я осторожно толкнул ее, и она распахнулась. Мне открылся вид на покинутую квартиру.

– Есть кто-нибудь? – позвал я, хотя знал, что квартира пустая.

Внутри был ужасный беспорядок, будто ураган прошелся. На полу валялись одежда, книги, вышвырнутые со своих полок. Шкафчики на кухне были открыты. Весь окружающий хаос освещала лампа в гостиной. Я подошел и выключил ее.

Я зашел на кухню и забрал несколько банок консервов и пачку риса из ближайшего шкафчика. Я решил записать, что взял. Если жизнь вернется к тому, как было, и семья Майкла приедет обратно, я верну им все, что унес.

Я сделал из переда рубашки небольшую сумку, закинул туда банки и рис и побежал домой.

Дверь я оставил слегка приоткрытой. Может, они очень спешили и забыли ее запереть. Я никогда не видел, чтобы ее оставляли открытой.

«А может быть, – сказал голос в моей голове, – мама Майкла оставила ее открытой специально, чтобы ты мог взять у них еду, если понадобится».

Я никогда не узнаю точно, но что-то мне подсказывало, что дверь действительно оставили открытой для меня.

Я теперь так много смотрел телевизор, что почти перестал понимать, о чем там говорят. Он просто издавал шум, от которого ныла голова. Гайя говорила, что помногу смотреть телевизор вредно, так что я стал выключать его иногда и заниматься чем-нибудь другим.

Иногда я играл в такую игру, которую назвал «Пятеро в домике». Для нее нужно было освобождать стол.

У себя под кроватью я хранил баночки из-под йогурта. Их было много, и все они выглядели одинаково, потому что я снял с них наклейки и тщательно их вымыл, чтобы не пахли.

Я выставлял эти баночки вверх ногами на стол так, что свободного места не оставалось. Получался маленький город. Потом я делал пять шариков из мятой бумаги и прятал их под баночками. Иногда я клал по одному шарику под пять разных баночек. А иногда, например, три под одну и две под другую. Как мне хотелось. После этого я перемешивал все баночки, двигая их по столу, чтобы я не знал, под какими из них лежат бумажные шарики.