В отчаянии Тиханов непроизвольно вскочил на ноги и принялся шарить по карманам в поисках сигарет. Дрожащими руками зажег спичку, закурил и только после этого спросил:

— Ну ладно. И что же мне делать?

— Боюсь, что выбор у вас невелик. Средств, которые могли бы остановить развитие болезни, на сегодняшний день не существует. Однако имеется ряд способов замедлить его и облегчить протекание болезни. Например, лечебная физкультура, физиотерапия, возможно, даже хирургическое вмешательство на определенном этапе.

— Сколько мне осталось, доктор?

— Если вы будете соблюдать предписанный режим и делать все, что положено в подобных случаях, вы можете наслаждаться еще как минимум десятью-двенадцатью годами полноценной жизни, прежде чем превратитесь в инвалида.

— А мне больше и не надо, доктор Карп.

— Значит, они в вашем распоряжении. Если уйдете в отставку.

— Уйду в отставку? Но вы же знаете, кто я такой…

— Разумеется, знаю, потому и говорю. Вы прошли блестящий путь, у вас за плечами годы успешной работы. Но теперь с этим покончено. Вам придется оставить свою нынешнюю работу, вести праздный образ жизни и лечиться.

— А если я не уйду в отставку? Если мне придется работать еще более напряженно?

Доктор Карп, опустив глаза, почесал в бородке.

— Атрофия будет прогрессировать, причем еще более быстрыми темпами. И в таком случае, мистер Тиханов, вы проживете не более двух-трех лет.

Тиханов задыхался, клокотал от злости на несправедливость всего происходящего. Он сел рядом с Карпом, схватил доктора за руку и стал трясти ее, лихорадочно говоря:

— Я не хочу принять это! Я не могу! Ведь должен же, должен быть какой-то способ остановить болезнь!

— Я не знаю ни одного врача на планете, который мог бы сказать вам что-нибудь более утешительное, чем то, что сказал я. Однако если вы хотите услышать альтернативное мнение…

— Но ведь, судя по вашим словам, это невозможно?

— И все же есть несколько врачей, которые утверждают, что могут кое-что сделать. Двух своих пациентов я направлял к одному из них, известному специалисту в области омоложения. Он работает в Женеве и говорит, что однажды ему удалось излечить эту болезнь. С обоими моими пациентами это не сработало, и я считаю, что его метод не более чем выстрел вслепую.

— В моем положении не помешает и выстрел вслепую. Вы знаете этого специалиста по омоложению, доктор?

— Пару лет назад я несколько раз разговаривал с ним по телефону, так что, можно сказать, я знаком с доктором Мотта.

— Сделайте мне одолжение,— торопливо произнес Тиханов,— позвоните ему в Женеву и договоритесь, чтобы он принял меня!

— Это возможно,-проговорил доктор Карп,— но…— Он взглянул на часы и закончил: — Там сейчас ночь.

— Разбудите его!

Карп колебался.

— Вы настаиваете? Право же, завтра утром…

— Я настаиваю! — чуть не прокричал Тиханов.— Разбудите его прямо сейчас и договоритесь обо мне! Разве может быть что-нибудь важнее этого?!

— Ну хорошо,— сдался наконец доктор Карп,— но на это потребуется определенное время, так что вам придется подождать и отложить другие дела.

— Да какие дела, доктор! — вскричал Тиханов.— Пошли они все к черту!

Карп встал из-за стола, пересек кабинет и вышел в соседнюю комнату. Тиханов одним глотком выпил остывший чай, снова налил полную чашку и осушил ее, предаваясь тягостным раздумьям о своей надвигающейся кончине и о блистательных возможностях, уплывающих прямо из рук. Он стал анализировать выбор, который ему предстояло сделать в ближайшем будущем: принять на себя бремя власти и наслаждаться ею в течение коротких двух-трех лет или уйти в отставку и прожить еще лет десять-двенадцать, сидя на завалинке.

В отличие от многих русских, Тиханов не был фаталистом. Да, жизнь и впрямь сладкая штука, и лишний десяток лет никому не помешает, но на что будет похожа эта жизнь, лишенная наслаждения властью, работой и того щекочущего ощущения, которое испытываешь, принимая ответственные решения?

Оттолкнув пустую чашку, он вытащил из пачки новую сигарету и закурил. Табачный дым немного успокоил его, а вместе со спокойствием пришла и надежда. Нет, его будущее не может замыкаться на двух одинаково неприемлемых вариантах. Где-то обязательно должен найтись кто-то, кто сумеет победить его смертельную болезнь. Возможно, такой ученый есть в Советском Союзе, достигшем в области медицины невиданных высот, однако Тиханов заранее знал: если он будет искать избавление от своего недуга на родине и даже найдет его там, об этом сразу станет известно и тогда его карьере, его политическому будущему настанет конец. На кой хрен старичкам из Политбюро нужен премьер, который в любой момент может отбросить копыта? В случае Тиханова главное — скрытность. Ему придется искать спасение на стороне, у незнакомых людей, которые не связаны с советским правительством, причем делать это необходимо быстро и тихо. В данный момент его единственным реальным шансом на спасение являлся этот швейцарский эскулап, доктор Мотта.

Прошло двадцать минут, и Тиханов уже стал недоумевать, почему звонок в Швейцарию занимает столь долгое время, но тут открылась дверь и в кабинет вошел доктор Карп с листком бумаги в руке. Он подошел к столу и сел рядом с Тихановым, который тут же снова напрягся.

— Мне удалось дозвониться до Женевы,— сообщил он.— Я разбудил госпожу Мотта и поговорил с ней. Доктор Мотта уехал вчера из Женевы и будет отсутствовать в течение трех недель.

— А куда он уехал? Его можно найти?

— Он отправился в Биарриц, лучший курорт Франции, чтобы лечить одного из своих пациентов, богача из Калькутты. Доктор Мотта собирается провести разработанный им курс инъекций клеточных субстанций. Поскольку индус отдыхает в Биаррице, Мотта решил совместить работу с отпуском, который он долго откладывал. Он остановился в отеле «Пале» и пробудет там около трех недель.

— Но он примет меня? — сгорая от нетерпения, спросил Тиханов.

— Безусловно. Расписание доктора Мотта составляет его супруга, она записала вас на прием к нему через три дня, в полдень. Они ежедневно созваниваются, и она сегодня же сообщит мужу о вас. Время вас устраивает?

— Вы еще спрашиваете, доктор! — поспешно откликнулся Тиханов. Он испытал чувство огромного облегчения, которое, впрочем, тут же сменилось страхом.— Надеюсь, вы не рассказали ему, кто я такой? — спросил он.

— О, конечно же нет! Я сказал первое, что пришло в голову: вы известный американский лингвист, преподаватель русского языка, а зовут вас Сэмюэл Толли.

— Сэмюэл Толли? Почему?

— Сам не знаю. Само выскочило. Я думал лишь о том, чтобы первые буквы вымышленных имени и фамилии совпадали с первыми буквами реальных. А вдруг на каких-то ваших вещах, к примеру на портсигаре или носовых платках, имеются инициалы?