Во-первых, оттуда, от выбора между двумя политическими программами, лорис-меликовской и победоносцевской, ведет прямая дорога, с которой потом было уже не свернуть: к расколу между обществом и государством, краху империи и победе революции, причем революции самого радикального, большевистского толка. Реконструкция этого ключевого момента отечественной истории важна нам для понимания: почему мы оказались там, где оказались. При этом спектакль рассчитан на людей думающих, способных делать собственные выводы. Мы ничего зрителю не разжевываем – он ведь знает, что произойдет в 1917 году. Зритель наблюдает, как в капитанской рубке дерутся за штурвал, норовя вывернуть его то влево, то вправо, и так увлечены этой борьбой, что не вглядываются в тьму за бортом. Но зритель знает, что́ там, во тьме. И что корабль называется «Титаник». Черная тьма, в которой таится белый айсберг, является очень важным – может быть, даже главным действующим лицом спектакля. (Я остановлюсь на этом чуть ниже.)

Во-вторых, позиции основных идеологических оппонентов, «государственников» и «либералов», определились уже тогда и с тех пор сущностно не изменились. Дискуссия на тему «Куда ж нам плыть?» идет сегодня по точно такому же вектору. Аргументы и риски обоих политических курсов не утратили злободневности. Вопрос продолжает оставаться открытым. Может показаться, что я как автор нарочно осовремениваю полемику, приближая ее к нынешней ситуации, но это не так. Речь Лорис-Меликова и в особенности Победоносцева в значительной степени состоит из раскавыченных цитат. Эпиграфом к спектаклю вполне могла бы стать знаменитая столыпинская фраза о том, что Россия – это страна, в которой каждые десять лет меняется всё, но за двести лет не меняется ничего.

Я намеренно не показываю главных оппонентов (Лорис-Меликова и Победоносцева) как живых людей с личной жизнью, привязанностями и эмоциями, потому что это пьеса идей, а не страстей. Каждой из двух идеологий дается возможность изложить свою правду – и пусть зритель, выйдя из зала, продолжает мысленно спорить с героями и сам с собой. Нас не интересует почтенный российский жанр «Кто виноват?». Никто не виноват, все хотели как лучше. Нас занимает вопрос «Кто прав?» тогда и, главное, сегодня. Найдя ответ, мы сможем наконец задаться следующим, кардинальным вопросом: «Что делать?» Где применительно к России правильный баланс между Свободой и Порядком, чтобы Свобода не превращалась в хаос, а Порядок в застой и удушение всего живого?

Отход от исторической правды в пьесе только один. Тогда, 140 лет назад, борьбу между собой вели не две идеологии, а три. К «государственнической» и «либеральной» прибавлялась еще революционная, которая в итоге и победит, пока две другие будут воевать между собой. Но аргументация революционеров, их кредо и их правда, в пьесе никак не отражены. Причина в том, что сейчас, в XXI веке, социалистическая идея растеряла прежний драйв. Общество слишком изменилось. Нет ни крестьянства, ни пролетариата, ни голода, ни других бед XIX века. Поэтому Революция в пьесе дается импрессионистски – как призрак Хаоса и Террора, витающий над головами героев. Террористы страшны своей невидимостью и бесплотностью. О них все время помнят, о них говорят, их страшатся, но сами они на сцене не появляются, если не считать одной сцены в финале первой части. Мы видим только призрак: Фею Террора (в буквальном значении этого слова: как Ужаса, как Фатума той самой черной тьмы и белого айсберга, о которых говорилось выше).

В пьесе содержатся многочисленные предложения по сценографии, декорациям, музыкальному сопровождению, которые запросто можно игнорировать. Уверен, что режиссер и художник придумают что-нибудь получше. Просто мне как автору нужно было визуализировать для себя спектакль: каким он может быть.

Для меня колористически, атмосферно и музыкально сцены делятся на «холодные» и «теплые». Первые относятся к Большому Миру, миру идей и теорий, где властвуют большие числа, массы и классы. Малый Мир, мир личных отношений, любви и человека (а не человечества) дается через домашние сцены августейшего семейства. По-настоящему живыми персонажами в пьесе являются только Романовы – обыкновенные люди, поставленные судьбой в необыкновенные, стрессовые обстоятельства.

Две сцены – «Соло для прокурора» и гатчинский балет – вызывают у меня некоторое сомнение тем, что выбиваются из заданного жанра. В прозе я часто играюсь в игры с резкой сменой стилистики, но не знаю, интересно ли это будет постановщику.

И последнее. Все персонажи пьесы исторические за исключением вымышленных Воронцова и Воронина, которые вызывают любопытство, но толком не разъяснены. Воронцов и Воронин важные фигуры в большом историческом романе «Дорога в Китеж», эта парочка там раскрыта во всей красе. История, рассказанная в этой пьесе, в романе отсутствует. Она представляет собой автономное ответвление (или, как теперь говорят, спин-офф) от более крупного сюжета.

2020 г.

Сноски

1

Он должен быть одет так, чтобы не выглядел противоестественно ни в девятнадцатом веке, ни в двадцать первом: костюм, белая рубашка, черный галстук, круглые очки – что-нибудь такое.

2

В традиционном японском театре так называются сцены, действие которых происходит в пути.

3

Дорогой (фр.).

4

Дом Кузнецовой должен производить впечатление домашности, поэтому хорошо бы ограничить пространство сцены – например, раздвинуть занавес только до половины, чтобы открылся вид на небольшую уютную гостиную.

5

Просим, мадам! (фр.)

6

Богиня террора! (англ.)

7

Поскольку КН моряк, в интерьере всякое морское, в том числе большой макет корабля.

8

Говорит с легким кавказским акцентом.

9

Минни говорит по-русски совершенно правильно и свободно, но с легким акцентом – путает «с» с «з» и «ш» с «ж».

10

Весь текст взят из подлинной речи прокурора Муравьева на процессе цареубийц.

11

В мешках, я надеюсь, будут манекены, а не живые артисты.

12

Где эта чертова кнопка? (дат.)

13

Не тот, что был у Александра II. Тот был в фуражке, с лихими усами и в рейтузах. Этот с бородой, в шароварах и круглой шапке.