Дагер и сам поспособствовал тому, чтобы его изобретением начали интересоваться в других странах. Он составил набор из трех видов (вид на парижский Новый мост и две зарисовки из ателье) и отправил монархам Европы, в том числе и Николаю I. Россия выставила его дар в одном из самых престижных на тот момент заведений в области искусства – в Академии художеств.

Портрет мастера-дагеротиписта, демонстрирующего дагеротипы (около 1845 г.). Автор неизвестен.

Хроника развития фотографии в России в 1839–1858 годах

«Для истории дагеротип – сокровище», – делился своими впечатления журналист Владимир Строев из Парижа. «В художественном отношении выгоды дагеротипа неисчислимы, – восхищался он. – …Теперь у всякого путешественника может быть живописец в чемодане, живописец верный, мастер своего дела, не подверженный ни усталости, ни болезни; не ленивый, не нуждающийся в красках и других материалах. Ему нужны только лучи солнца. Художники с пользою употребят дагеротип для снятия моделей. Самая верная, самая твердая рука не срисует так отчетливо, как природа… Он передает медали, монеты, камни с абсолютною точностью, надежнее гравюры…». История, фортификация, анатомия – самые разные науки смогут использовать достоинства нового открытия себе на пользу. «Библиотека для чтения» поставила новое изобретение масштабом в один ряд с изобретением книгопечатания: «Дагеротип будет распространять прекрасные виды природы и произведения искусства, как книгопечатание распространяет произведения ума человеческого. Это гравировка, сподручная всем и каждому; карандаш, быстрый и послушный, как мысль; зеркало, которое сохраняет все впечатления; верная память всех монументов, всех ландшафтов вселенной…». Почти сразу появились и иные, критические мнения. «Гравюра – живая, льющаяся по произволу вдохновения речь, фотография – холодный, но верный высчитывающий каталог», – писал критик Стасов в одном из самых острых своих текстов «Фотография и гравюра». Механистичность, нерукотворность – эти свойства еще очень долго будут поводом для «обвинений» в бездушности. Дагеротип, а позже и другие фотографические технологии стали будоражить сознание людей, разделив публику на тех, кто восхищается, и тех, кто обвиняет и насторожен, не разделяя воодушевления «солнцепоклонников».

Аппараты Тальбота были предложены московской публике чуть позже камер Дагера, 22 ноября 1839 года. Их начали продавать в книжном магазине Михаила Смирдина на Театральной площади, рядом с Сенатской типографией: «…продается светопись по способу гг. Тальбо и Лассеня, или же дагерротип в простейшем виде. С полным изложением способа приготовления и употребления светописной бумаги по указанию сих ученых… с принадлежащею для производства опытов камер-обскурою весьма красивой отделки». Как мы видим, у автора объявления было весьма своеобразное представление о светописи Тальбота как о дагеротипе «в простейшем виде». Подобные аппараты появились вскоре также на Тверской, в магазине оптических инструментов Фомы Пристлея, возившего оба типа камер и даже предлагавшего пересылать их в другие города.

Будучи человеком, судя по всему, достаточно азартным до технических новшеств, Греков увлекся новомодной технологией получения изображений и начал экспериментировать, пытаясь не только снимать дагеротипы, но и усовершенствовать технологию их создания в самых разных аспектах. Также он пробует самостоятельно изготавливать камеры и выставляет их на продажу. Греков называет их «снарядами». Это немного громоздкое для нашего сегодняшнего слуха слово тогда использовали достаточно часто: снарядами называли и приборы из кабинета физики, и оборудование для астрономической обсерватории. В мае 1840 года в газете «Московские ведомости», в Прибавлении № 42, появилось объявление Грекова о том, что «…желающие могут получить дагерротип за 25, 50, 75 руб…» (в России поначалу термином «дагеротип» обозначали как само изображение, так и – иногда – создающий его аппарат, здесь Греков пишет именно об аппарате). «В действии своем эти снаряды не различествуют ничем, кроме того, что в одном изображения будут крупнее, в другом мельче, но всегда вырисуются так же чисто и верно, как в лучшем французском снаряде; все принадлежности к дагеротипу, как то ящик для ртутных и йодовых паров, включается в ту же цену». Упоминаемые принадлежности, собственно, были частью снарядов, каждый из которых состоял из трех деревянных ящиков: один служил для съемки, второй – для йодирования пластин, третий – для проявки их ртутными парами. Ящик для съемки, т. е. камера, был составным: его конструкция включала две вдвигающиеся друг в друга «коробки». В наружной был закреплен объектив из двояковыпуклого стекла, во внутренней – кассета со светочувствительной пластиной. Перемещая внутреннюю коробку относительно внешней, снимающий изменял расстояние от объектива до пластины, фокусируя тем самым камеру. Заказы на «снаряды» принимали у коммерции советника Александра Ширяева, который по конкурсу арендовал книжную лавку Московского Университета с 1814 по 1841 год и был весьма известным по тем временам книгопродавцем.

Объявление Алексея Грекова о продаже дагеротипных «снарядов» в «Московских ведомостях», май 1840 г., Прибавление № 42.

По открытым на сегодня сведениям, Греков был первым русским, кто стал изготавливать дагеротипные камеры. Эти аппараты стоили значительно дешевле привозных из Европы, которые обходились в 300–400 рублей. Были ли они настолько же качественными – неизвестно. Сохранилось не слишком лестное высказывание фотографа Сергея Левицкого о них, опубликованное в журнале «Фотографический ежегодник»: «Первые в России дагерротипные аппараты появились в продаже в Москве у некоего Г. Вокерга; это были большие, деревянные, вычерненные ящики, из коих один, со вставленным простым зажигательным стеклом, служил камерой, другой – для йодирования, третий – для ртутных паров; все было сколочено кое как и, разумеется, от такого аппарата нельзя было ни ожидать, ни требовать хороших результатов, не смотря на прилагающуюся, на клочке газетной бумаги, безграмотную инструкцию. Цена его была 25 рублей ассигнациями. Оказалось, что Г. Вокерг был чистокровный русский, и именно, москвич, перевернувший свою фамилию «Греков» в «Вокерг», чтобы более привлечь покупателей получившимся таким образом иностранным именем». Однако на основе одного лишь этого мнения мы не можем сделать каких-либо основательных выводов ни о качестве аппаратов, ни даже о причинах использования псевдонима (псевдонимами Греков пользовался и ранее, свою первую книгу по металлографии он выпустил, как мы помним, как В. Окергиескел). Стоит учитывать, что Греков был конкурентом Левицкому, тоже увлекшемуся новомодной технологией. А похвалы в адрес конкурента вряд ли в какие времена можно услышать часто, тем более это было маловероятно в условиях того ажиотажа, который сопровождал дагеротипию в первые годы ее появления. Впрочем, судя по более поздним ремаркам самого Грекова в одной из публикаций в «Московских ведомостях», первые его аппараты могли быть действительно несовершенны. Позже он предлагал покупателям возвращаться в ателье за помощью, ежели приключатся какие «недоразумения»: «Желая вполне передать моим соотечественникам процесс дагеротипа, я вновь прошу каждого купившего и желающего купить снаряд мой отнестись ко мне в случае каких-либо недоразумений; за удовольствие почту несколько раз повторить для него действие снарядом…». Стоит заметить, что в первые годы своего существования дагеротипия только искала «идеальную формулу» съемки, и, думается, поначалу несовершенной была не только технология как таковая, а скорее всего и аппаратура тоже, в том числе и привозная.