– Да, я тебя понимаю, – сказал он в один из сумасшедших вечеров. – День такой встречи – словно подведение итогов, невольно хочешь выглядеть на высоте. А для женщины хорошо выглядеть – это и есть все ее заслуги и достижения, то, чего она добилась в жизни...

Между одним универмагом и другим мы зашли перекусить в кафе, и там, за столиком, в полутьме, под звуки негромкой легкой музыки, я словно опомнилась. Но только на короткое время, пока мелкими глотками всасывала в себя холодный коктейль через трубочку. «А почему, собственно, я так волнуюсь? Может быть, Митя прав – в день встречи бывших одноклассников я хочу выглядеть более чем хорошо именно потому, что они помнили меня толстой конопатой уродиной и мне надо доказать им, что они ошибались, что из гадкого утенка вышел прекрасный лебедь. И Шурочка Пинелли... Боже, я совсем забыла, что на свете существует Шурочка! Вдруг Серж придет с ней, блестя колечком на безымянном пальце... Нет, я не верю в ранние браки, любовь Ромео и Джульетты – очень красивая, но и очень короткая сказка. Эти двое давно уже разошлись, школьная любовь, которая длится дольше выпускного вечера, смешна, нелепа. Нет, я не хочу ничего никому доказывать, я давно уже самодостаточный человек, мне наплевать, что обо мне подумают бывшие одноклассники. Кроме одного. Потому что я... Потому что я до сих пор люблю его?»

Я чуть не подавилась коктейлем. Митя сидел напротив меня и с задумчивым видом ковырялся в салате. Вид у моего спутника, надо сказать, был неважный. Под глазами лежали легкие тени, вены на руках заметно набухли. Ведь он отчаянно уставал, таскаясь со мной после работы по этим дурацким магазинам!

Совесть безжалостно кольнула мне в сердце. «Что будет, если Серж Мельников окажется свободным? Разумеется, я всеми силами постараюсь доказать ему, что только я – самая эффектная женщина в мире... А вдруг он поддастся моим чарам? И потеряет голову, и пойдет покорно за мной вслед? Что же тогда будет с Митей?»

В это время Митя встретился со мной взглядом и улыбнулся, накрыв ладонью мою руку.

– У тебя сейчас такой озабоченный, взбудораженный вид, – сказал он. – Брось. Сейчас зайдем в ГУМ и, вот увидишь, найдем там то, что тебе нужно.

– Мерси... Может быть, отправимся потом в кино? В «Зарядье» идет сейчас какой-то новый фильм, все очень хвалят... Ты же любишь спецэффекты.

– А что – это идея. – Он оживился, даже порозовел. – Давненько мы с тобой культурно не развлекались.

После кофе, которое принес официант, он окончательно взбодрился, и моя жалость отступила. Я глядела на Митю, на его безукоризненную, замазанную гелем стрижку под английского лорда, с красиво уложенным затылком, на строгий костюм, выглядывающий из-под мягкого кашемирового пальто, на пижонское кольцо-печатку... и решила, что ничего страшного не произойдет, если мы расстанемся. Утешительниц вокруг полно. Такой безупречно ухоженный, красивый мужчина один не останется. Я даже почувствовала нечто похожее на ревность, когда об этом подумала...

В ГУМе я действительно нашла то, что хотела. В одном из бесчисленных магазинчиков, расположившихся на втором этаже, я заметила один костюм. Сначала он мне не понравился, тем более что цвет у него был не вполне приличный – розовый, да и пуговицы на нем были какие-то странные – в виде свинок. Нечто маскарадное, словом. Но назойливая продавщица настояла, чтобы я его померила, и, странное дело, на мне костюм стал смотреться совсем по-другому.

Узкая юбка до колен, приталенный пиджачок – ничего особенного, но крой был безупречен. Просто удивительно – как модельеры умеют иногда расположить все эти вытачки, разрезы, карманы и шлицы, что самая обычная женская фигура начинает выглядеть просто божественно? Да и цвет не был банально-розовым, если присмотреться. В нем преобладал оттенок фуксии, как в только что появившемся закате, – некий сумбур, тревога и одновременно безмятежность... А перламутровые пуговки в виде забавных свиных рылец – чистый эпатаж, тонкая ирония над цветом и покроем, обрисовывающим женские формы. Я уже давно не выглядела толстушкой, но этот намек на прошлое...

Я вертелась и вертелась в костюме перед большим зеркалом, а продавщица и Митя ходили вокруг и ахали. Я действительно выглядела очень хорошо, очень мило и женственно, и даже ахи продавщицы звучали вполне искренне.

– Ладно, покупаем, – сказала я. – Сколько стоит?

Оказалось, что костюмчик стоит безумно дорого, тем более что на невзрачной этикетке внутри ворота стояло известное французское имя. Но Митя, не раздумывая, расплатился. Эта сумма была для него неразумной тратой – при всем своем романтизме он был человеком довольно-таки скуповатым, но, видимо, он хотел видеть меня счастливой. Мы пошли потом в кино, хотя было уже довольно поздно, и там, в густой прозрачной полутьме зала, он вдруг с такой страстью, с таким бесконечным обожанием стал целовать мои руки, что мне опять стало страшно. «Господи, – взмолилась я, – сделай так, чтобы он не любил меня так страстно! Я не хочу жить так, как сейчас, – позволяя себя любить и не любя сама. Я тоже хочу потерять голову, я не могу бесконечно приносить себя в жертву!»

В субботу утром я проснулась непривычно рано для себя. Митя лежал рядом, и во сне у него было такое счастливое, безмятежное лицо, что я едва могла сдержать нервный смех.

– Митя, проснись, опоздаешь на работу! – принялась я его тормошить.

– Который час? Сейчас встаю... – пробормотал он сонным голосом, разводя руками, словно ища в воздухе опору, которая помогла бы ему встать.

Я не выдержала и расхохоталась:

– Митя, куда ты – сегодня же суббота!

– Ну ты и вредина... – Он обнял меня, уткнувшись теплым, ставшим за ночь колючим лицом мне в грудь. – Идешь сегодня?

– Да, да, конечно, не зря же мы костюмчик купили.

– Тебе очень идет. – Он оживился, открыл глаза. – Смотри, какой-нибудь бывший одноклассник еще влюбится в тебя, в такую хорошую.

– И что ты тогда будешь делать?

– Тогда мне придется убить его. – Он сладко потянулся. – Татка, правда, который час?

Целый день я красила личико, ногти, приводила волосы в порядок, словом, делала то, что Митя называл «чистить перышки». Он снисходительно наблюдал за моими хлопотами и, похоже, ни о чем не тревожился. Если б он только знал, какая буря творилась в моей душе, как мучительно страшно мне было – из-за человека, с которым я говорила один раз в жизни, ведь фразы «привет – пока», «что по алгебре задали?» и прочую ерунду за разговор считать нельзя. Каким стал Серж, чем занимается? А вдруг его нет сейчас в Москве? Вдруг в это самое время он сидит где-нибудь в прохладном российском консульстве, попивая ледяной чай, за окнами качают листьями роскошные тропические пальмы, а на этот самый вечер назначено сафари в африканской саванне...

Шестое марта – еще совсем зима. После короткого потепления в конце февраля вновь ударили морозы, дороги покрылись толстой ледяной коркой, заломило в висках от резкого перепада давления. На город уже надвигались фиолетовые сумерки, я осторожно плыла по скользкой мостовой с пустым желудком – весь день не могла ничего съесть из-за волнения – и ухоженная до такого идеала, что не чувствовала собственного веса. Я опаздывала на полчаса, причем вполне сознательно – на такие мероприятия все всегда приходят не вовремя.