Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–великое небо. Так слепит, так красиво! Всегда бы смотреть на него. Вот бы туда, но так высоко… -тихо проговаривал Фёдор, не отводя взгляд от голубой выси.
Но глубокое успокоение и окружающее умиротворение природы продлилось недолго и Фёдор пришёл в себя уже через пару минут. Теперь его мысли окутывал беспрерывный страх, а в глазах виднелась нескончаемая беско нечность. Лес внезапно начал окутывать белейший снег, который уже давно не падал на бренную землю…
Глава 7
Он думал, куда и как теперь ему идти. Его окутывала с каждой секундой жесточайшая тревога и постоянные навязчивые мысли о содеянном. Он одновременно хотел исчезнуть из этого мира навсегда и одновременно продолжить своё существование. Все эти думы сплелись воедино и превратились в недюжинный клубок из разных мыслей, противоречащих друг другу, а иногда и не имеющих даже точек соприкосновения. Но Фёдор перестал думать и, хоть находясь в подавленном уме, продолжал осозновать окружающую действительность, которая уже казалась ему крайне враждебной.
Снег вокруге шёл огромными хлопьями, заметая следы, ведущие к Фёдору. Он, чуть поразмыслив, а точнее поймав мысль, которая мгновенно в ту же секунды зацепилась за мозг Фёдора, что пора идти в другое места, пока дорожку засыпает снегом.
И он пошёл, решив обойти лес с другой стороны и выйти за километры от того места происшествия. Пока он шёл, он услышал и вдали увидел человека, который бензопилой пилит молодые сосёнки. Фёдор очень сильно испугался, хотя никакой опасности тот человек для него не представлял. Казалось, что Фёдор стал боятся каждого встречного теперь и видеть абсолютно во всех людях какой-то подвох, что, мол, они знают всю истину по глазам, но скрывают из-за благородия. Потому он при виде того мужчины завернул налево и пошёл ещё дальше, все больше приближаясь к городу.
Вот уже завиделись торчащие из-за хвойных стройных деревьев бетонные высотки, и Фёдор сообразил – он в страшном для него месте, а значит ему необходимо как можно в кратчайшие сроки найти укрытие и не появляться нигде, ведь есть огромная вероятность мгновенной его поимки. Он, несмотря на всю мысленную тьму в его сознании, вполне прекрасно понимал, что, скорее всего, в ближайшее время распросят студентов университета, в котором учился Фёдор, и обязательно узнают, что он звал Ежова зачем-то, и все подозрения сразу же падут на него. Он думал, куда может он идти, но так и не смог додуматься, однако спустя некоторое время стояния на одном месте в мыслях посреди сосен, он понял, что может пойти к своему старому доброму другу, с которым познакомился ещё во время учёбы в школе, живущему в Петербурге. Он был старше Фёдора на пару лет, но они очень хорошо смогли сдружиться позапрошлым летом. Но всё же с тех пор они даже не виделись, однако хорошо знали адреса друг друга, особенно Фёдор, у которого изумительная память, смог запомнить надёжно адрес своего друга. Теперь его окутала, хоть и ненадолго, уверенность, но позже отпустила и о себе вновь дала знать та же нерешительность и тревога. Теперь же ему предстояло идти к своему другу, ведь иных вариантов он не предусмотрел да и думать было для него в те моменты достаточно проблематично. Он шёл по улицам Петербурга, не обращая внимания на свой странный внешний вид и поведение: он шагал с покошеной на бок шапкой и поднятым вверх до предела правым рукавом, по пути разговаривая с собой о странных вещах, бормоча под нос то заученные стишки из школьной программы, то ещё какие-либо текста, несвязанные между собой по смыслу. В то мгновение ему хотелось лишь провалиться под землю и не возвращаться обратно. Снег, попеременно окутывая быстробегущий город, стал понемногу утихать и отдавал своё место сильному ветру, который в условиях крупной застройки города хоть и не был столь жесток, но давал часто о себе знать в такую предночную погоду. Фёдор, идя по красивой старой, но тесной и маленькой улочке, забитой огромным количеством машин, свернул во двор, где был лишь один подъезд, а в левом правом углу от входа стоял мусорный контейнер. Фёдор вошёл в тот подъезд, который был даже без домофона, и стал подниматься на третий этаж этого старенького задрипанного домика имперских времён, где прожили всю свою жизнь десятки поколений и нынешние потомки тех, проживающие до сих пор. Поднявшись на третий этаж по лестнице, которая казалось вот-вот рухнет, он подошёл к современной и достаточно зажиточной двери. Он позвонил в звонок на стене, нелепый звук звонка которого был слышен даже в подъезде. Ему открыл худощавый парень в очках и с гусарскими усами. По его худому тощему и усталому лицу было видно удивление. Он точно не ждал такого гостя. Но поздоровался с Фёдором и пригласил зайти к себе, показав вежливо рукою в зал.
–Федя, дорогой друг, не ожидал, признаюсь. Какими судьбами ко мне? – сказал, присаживаясь рядом с Фёдором на мягкий старый диван, друг Фёдора, Игорь Старонравов.
–я… Думаю, не стоит говорить, но я… Совершил ужасный поступок, я не могу, моя душа превратилась в пекло, где сражается страх, бессилие и совесть, где ничего кроме этого не осталось. Мне ужасно плохо и кажется осталось мне не долго. А идти… Идти мне больше некуда. Мой дом больше мне не дом, а буквально ловушка, тюрьма. Моя жизнь тут кончилась, кажется, я не могу так.
–стоп, стоп, стоп. Что случилось-то, собственно? В чём дело? – Спросил в недюжинном удивлении Игорь, выпучив показательно глаза и сделав вид позадумчивей.
–да человека я убил! Собственными руками убил и совесть губит меня, сжимает мое нутро, понимаешь?
–да что же с тобой? Ты в своём уме? Что ты такое говоришь? Ты выглядишь крайне бледным. Ты явно болен. Пойдём, может, я тебя до дома доведу и вызову врача хоть. Где ты живёшь?
–нет! Нельзя мне туда. Нельзя, понимаешь? Я никуда не пойду. И врача мне не надо. Хочешь-выпри меня из квартиры, делай что хочешь, но никого звать не нужно, -произнёс Фёдор в безумстве и