Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отойдя от Аржаников километров на десять, Самохин остановил колонну. Из головы не шла мысль об экипажах трех танков. Машины были разбиты противотанковыми орудиями. Танкисты погибли. «А вдруг кто-нибудь из них жив?» – это не давало покоя командиру. И, как будто отвечая на мучительные раздумья, в эфире прозвучало: «Кама», «Кама», я – «Ока-четыре». Прием…» Сомнений не было, это радировал экипаж Пугачева и Литвиненко, один из тех, что остались на поле боя. С первых дней войны эти ребята дрались бок о бок с Самохиным, сидели в его танке. Пугачев был радистом, Литвиненко башенным стрелком.
Красноармеец у подбитого немецкого легкого танка Pz.II Ausf.C. Западный фронт, ноябрь 1941 года
Все ясно: там друзья, они живы, они просят о помощи. Константин, не колеблясь ни секунды, решил идти на выручку. Столярчук пытался отговорить его, советуя послать в село одного из командиров взводов. Будто чуяло беду сердце комиссара! Но куда там – Самохин был непреклонен. «Пойду Совесть не позволяет оставаться».
Приказав роте следовать прежним курсом в расположение бригады, сам он со взводом танков возвратился к Аржаникам. Немцы еще не подошли. У самой деревни Самохин обнаружил три своих танка. Два из них были сожжены. А третий подбит, но до последнего момента вел огонь: машина с поврежденными гусеницами превратилась в дот. Башня хорошо вращалась, исправно работали пушка и пулемет.
Пугачев и Литвиненко были оба ранены. Им помогли выбраться, а подбитую «тридцатьчетверку» взяли на буксир. Натужно взревел мотор.
В это же время гитлеровцы услышали работу двигателя и открыли по Аржаникам навесной артиллерийский огонь. Снаряд из тяжелого орудия угодил в самохинскую машину. Пламя охватило корпус тридцатьчетверки. Башенный люк заклинило. Экипажу не удалось пробиться сквозь огонь и выйти через передний люк. Начал рваться боекомплект…
Когда взрывы прекратились и танкистам удалось сбить пламя, гвардии капитана вытащили через передний люк. Остальные члены экипажа сгорели, а волжский богатырь был еще жив. Губы его слегка шевелились, он повторял: «Воздух, воздух…» Голова отважного танкиста была лишь слегка опалена, но все туловище изуродовано огнем и осколками.
На руках боевых товарищей умирал бесстрашный командир. Тихо промолвил он последние слова: «Друзья… умираю… прощайте…»
Так оборвалась короткая, но замечательная жизнь любимца бригады. Он погиб, спасая товарищей.
А было ему всего двадцать семь лет, нашему Косте Самохину…
– Эх, такого парня не уберегли! – укорял Катуков комиссара. – Такого парня…»
В последнее время появились сведения о том, что Константин Самохин уничтожил больше танков противника, чем Лавриненко, а точнее – 69 танков, 13 БТР, 82 пушки и 11 автомашин. На самом же деле в уничтожении такого количества немецкой техники заслуга не только Самохина, но и всей танковой роты, которой он командовал в течение шести месяцев. На сегодняшний день пока не удалось выявить ни одного танкиста Красной Армии, на личном счету которого было бы больше уничтоженных немецких танков, чем у Дмитрия Лавриненко.
Несмотря на то что Константин Самохин, как и Дмитрий Лавриненко, отличился во многих боях, уничтожил более 30 вражеских танков и зарекомендовал себя настоящим мастером танкового боя, ему также не было присвоено звание Героя Советского Союза. Не поднимался вопрос об этом и после окончания Великой Отечественной войны.
Александр Федорович Бурда родился 12 апреля 1911 года в поселке Ровеньки (ныне город в Луганской области на Украине. – Прим. авт.) в семье шахтера. Окончил 6 классов. Работал монтером, слесарем на шахте № 15 в г Ровеньки. В Красную Армию призванв 1933 году, попал в танковую часть. За успехи в боевой и политической подготовке его наградили нагрудным знаком «Отличник РККА» и направили на курсы средних командиров. За два года службы А.Бурда прошел путь от механика-водителя до командира танкового учебного радиовзвода.
Война застала его в Станиславе уже в должности командира роты в 15-й танковой дивизии. Свое боевое крещение он принял в Винницкой области, где, прикрывая отход дивизии, разгромил немецкое танковое подразделение.
Здесь небезынтересно привести воспоминания самого А.Бурды: «14 июля в бою под Белиловкой мы атаковали и уничтожили колонну противника, которая прорывалась к Белой Церкви в сопровождении 15 танков. Я с моим башенным стрелком Васей Стороженко шестнадцатью снарядами уничтожил немецкий танк, четыре машины с боеприпасами и тягач с пушкой…
Обстановка обострялась с каждым часом. Гитлеровцы хорошо знали, что мы рыщем здесь, и на рубежах нашего вероятного появления выставляли танковые и артиллерийские заслоны. И вот в этой обстановке мы все же наносим фланговый удар. Все делалось в спешке: времени для обстоятельной разведки не хватало. Видим, бьет противотанковая артиллерия. Старший лейтенант Соколов с тремя танками бросился подавить ее, и на наших глазах все три танка сгорели…
В это время нас стали обходить крупные силы гитлеровцев. Нам дали приказ отступать. Мне с группой из шести танков было поручено прикрыть отход дивизии: она должна была сосредоточиться в новом районе. Мы вели бой из засад…
Выполнили мы боевую задачу, а тут началось самое трудное: боеприпасы и горючее на исходе, а приказа о смене позиций все нет. Отходить без приказа нельзя и воевать уже нечем. К тому же состояние боевой техники отвратительное – моторы уже отработали то, что им положено. У одного танка вышел из строя стартер – у него мотор заводится только от движения, когда машину на буксире потянешь. А если заглохнет под обстрелом, что тогда?
Укрылись мы в леске, замаскировались, ждем связного от командования. А тут, как на беду, гитлеровцы. Их много. И разбивают бивуак метрах в 30 от наших танков. Мы тихо ждем, присматриваемся, прислушиваемся. Гитлеровцы разожгли костры, сели поужинать, потом улеглись спать, оставив часовых. Уже полночь… Час ночи… Связного все нет. Стало жутковато. Вдруг слышу, что-то шуршит. Пригляделся – ползет человек без пилотки. Шепчу:
– Кто такой?
– Я… лейтенант Перджанян, с приказом.
У него в одной руке винтовка, весь обвешан гранатами. Я его хорошо знал.
– Приказано отходить. Вот маршрут…
Ну, все сделали, как условились. Удар гранатой – в сторону фашистов, все моторы взревели, неисправную машину дернули, она сразу завелась. Даем бешеный огонь по кучам спящих гитлеровцев, по их пушкам, грузовикам. У них паника, мечутся у костров. Много мы их там положили. Прорвались…
Остановился, пересчитал машины – одной нет. Что такое? Неужели погибла? Взял винтовку, побежал по дороге с Перджаняном поглядеть, что случилось. Смотрим, чернеет наш Т-28.
– Свои?
– Свои, – узнаю по голосу механика-водителя Черниченко.
– В чем дело?