Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этих слов, торопясь и стараясь растолкать своих сослуживцев, на пороге появился счастливый Карнун, в его руках Тифей с удивлением увидел топор со знакомой резной рукояткой. Нежно, словно новорожденного, Карнун передал топор юноше и весело переглянулся со своими соратниками. Какое-то время Тифей просто не находил слов, чтобы отблагодарить друзей за столь щедрый подарок. Видя это, Деригаб решил снова взять беседу в свои руки:
– А еще мы привели к тебе человека, с которым ты познакомился минувшей ночью на главной дороге… Зиан, ты, кажется, хотел извиниться!
Оставив Тифея в ту злополучную ночь около костра, Зиан нырнул в темноту и спешным шагом, переходящим временами в бег, направился вдоль дороги.
– Надо же, – раздраженно приговаривал он, – объявился в Тергонском лесу «честный вор», который вместо того, чтобы украсть драгоценность особого качества полюбовался серебряным колечком и вернул его ничего не подозревающему владельцу… Бред, бред! А затем наш герой обчистил, заметьте, профессионально обчистил, без малейшего зазрения совести обчистил!.. И кого, кого спрашивается? Симпатичного юношу, честного и открытого, который еще верит, верит в эту самую совесть… Совесть? А что такое совесть? Кто знает? Вот вы, например, видели ее когда-нибудь? Что? Ах, нет, но это же другое дело. Почему же вы тогда утверждаете, что она у всех есть, а? Может быть, вам просто хотелось бы жить в окружении людей с огроменной совестью, чтобы можно было не таскать с собой кошелек на толстой веревке, не запирать двери и окна на ночь? – распылялся Зиан. – Или просто охота, чтобы каждый мог убедиться в том, что у вас самих очень большая и пречистая совесть.
Зиан – вор, мошенник и скупщик краденного – свернул на боковую тропинку и углубился в лес:
– Вот выходите вы из шикарного дома, выпячиваете напоказ свою совесть и идете вразвалочку, якобы по своим делам, а на самом же деле только для того, чтобы все, все видели и удивлялись. – Размышляя на ходу, Зиан пристально всматривался в темные очертания странного вида теней-деревьев, теней-кустов, выбирая подходящее место для остановки. – «Вон, вон идет достойный господин! Дети, вы видите, какая у него большая совесть? Это, дети, оттого, что господин очень хорошо кушает!» А совесть его колышется при каждом новом шаге, вот еще раз… Совесть, честь и, только прислушайтесь, благо-родство!.. Нет, нет, говорю я вам. Я! Поменявший совесть на кусок хлеба. Не сомнительные добродетели ставиться должны во главу угла, а жизнь. Жизнь, достойная называться жизнью! Что же это за честь и светлость с голодным брюхом? Не совесть должна быть у каждого, а большой крепкий дом, хорошая еда, работа. Работа и хорошее жалование за нее! Вот тогда, только тогда я прислушаюсь к вашим словам о совести, вот тогда я, возможно, признаю, что надобно ею обзавестись…
Увидев вблизи массивный ствол огромного дерева, окруженный низенькими кустарниками, Зиан остановился. На время затихла и его пламенная речь. Решив, что лучшего места не найти, не разжигая костра, чтобы не привлечь к себе нежелательного внимания, торговец-вор прислонился спиной к дереву и присел на холодную землю. Спать сидя научили Зиана, еще когда был он ребенком в Темном братстве воров города Ванхора.
– И вообще, – подытожил лжеторговец свою мысль, – все это просто слова… Честь, совесть. Как правило, больше всего кичатся своей совестью те, у кого ее нет вовсе.
Поставив жирную точку в размышлениях, Зиан на всякий случай еще раз прислушался к лесным звукам и, видимо, не найдя ничего угрожающего, закрыл глаза. Сны не часто посещали его, вот и в этот раз, засыпая, Зиан не надеялся и не ожидал увидеть то, что увидел. В эту ночь торговец вернулся домой к своим жене и сыну навсегда. Он обещал им больше никогда не расставаться. Торья плакала от радости, а маленький сынишка был по настоящему счастлив и звонко смеялся, согревая своей радостью сердце отца, по-праздничному накрыт был стол, и так должно было быть всегда… Но… Картинка вдруг поблекла, неясные тени впорхнули в сон, словно призраки, и давно знакомый голос с сожалением произнес:
– Зиан, Зиан. Тифей все-таки был прав: что знает о тебе твой сын?
Серо-коричневая стража, гремя сапогами, медленно приближалась к дому Зиана.
– Эй, мальчуган! – крикнул один из стражников. – Ты знаешь, кто этот человек?
– Да, – с радостью отвечал ребенок, обращая свои широко раскрытые синие глаза в сторону торговца, – это мой папа! Он юве… м-м… ювелир!
– Ты ошибаешься, – сурово сказал другой из прибывших. – Твой отец не ювелир, не торговец, не честный человек… Он – вор! Вор и мошенник.
– Мой папа?.. – растерянно переспросил малыш. – Вор?
Что, что должен был ответить Зиан, глядя в эти родные, чистые глаза? Мог ли он солгать своему сыну, который всегда бесконечно доверял ему? Нет! Сказать же правду означало признать всю ложь, всю целиком. Как можно было объяснить все это? Как?
Торья умоляюще глядела на своего мужа, надеясь услышать от него главное – что это неправда, что Зиан никого не обманывал и ничего не крал. Но в глубине души она уже все поняла и… простила, простила любимого, как прощала всегда.
– Как сильно она любит тебя, Зиан. И как сильно он верил тебе…
– Нет, нет! – закричал торговец, пытаясь задержать удаляющееся сновидение, пытаясь объяснить, попросить прощения и исправить все. Тщетно. Торья растаяла в ночной темноте, так же, как и его сын. Зиан по-прежнему сидел под огромным деревом и по-прежнему укрывался украденным плащом. Однако что-то изменилось. В пяти-семи шагах от лжеторговца появилась новая незнакомая тень.
– Зиан, Зиан, – произнесла она глухим голосом, медленно приподнимаясь и вырастая в огромного бурого медведя. – Разве для того я спасал тебя, чтобы ты стал вором?
Не веря ни своим глазам, ни своим ушам, Зиан привстал и сделал пару неуверенных шагов по направлению к голосу, затем снова медленно отошел к дереву, закрывая по привычке спину. Но от кого? Неожиданный окрик заставил Зиана обернуться. То, что он увидел, повергло лжеторговца в еще больший ужас: «Быстрее, Зиан, быстрее! – кричала его маленькая сестричка, ловко перебирая ножками. – Не отставай! Это же Лесной Страж, он нам обязательно поможет». Ли́ни пробежала в каком то шаге от Зиана, едва не налетев на него в темноте. Ее порванное бледно-зеленое платьице удалялось все дальше, и Зиан, не владея собой, побежал следом.
– Какой Страж, Лини? Что за выдумки, – не отставая от пятилетней сестренки, кричал восьмилетний Зиан. – Стой, мы еще больше заблудимся! Давай отдохнем! – Но Лини, верившая всем сказкам, когда-либо услышанным, продолжала бежать за еле видимой тенью «Лесного Стража». – Лини, а если это действительно медведь? Это же зверь, это опасно!
– Глупый, глупый братец. Скорей, он нас выведет к людям! И он добрый. Ой, я вижу огонь – это костер. Быстрей, Зиан.
Когда Зиан нагнал Лини, она уже сидела около костра рядом со странного вида человеком, укутанная в большой плащ, и ела круглую лепешку, которые обычно берут в поход охотники и путешественники. Казалось, что незнакомец, о чем-то только что рассказывавший маленькой сестричке Зиана, несказанно обрадовался его появлению.