– Ты зачем потревожила мой покой? – требовательно вопросила миссис Линь.

Резинка схлопнулась, Лин вспомнила, что у нее вообще-то другие задачи.

– Тетушка, я пришла с просьбой от твоей внучки, Ли Фань. Она никак не может найти синее платье, что ей сшили в Шанхае, и спрашивает, не могла бы ты ей помочь? Она боится обидеть свою тетю с дядей и…

– Никого она обидеть не боится, – сварливо прервала ее пожилая дама. – Передай моей внучке, чтоб не смела меня беспокоить по таким пустячным поводам. И если уж она сама не в состоянии углядеть за своими вещами, понятия не имею, c какой стати этим должна заниматься я из-за гроба.

Лин спрятала улыбку.

– Хорошо, тетушка, я ей так и скажу.

– Она глупая девчонка, у которой… – Миссис Линь внезапно умолкла, на лице ее раздражение сменилось страхом.

– Здесь опасно, – прошептала она, и пульс у Лин так и скакнул.

– О чем ты говоришь, тетушка?

Но связь с бабушкой Ли Фань таяла на глазах, а вместе с нею и призрак.

Незримая машинерия царства снов пришла в движение, и Лин ощутила, что падает. Приземлилась она на земляную дорогу, протянувшуюся в бесконечность. По левую руку поле спелой пшеницы расстилалось морем червонного золота под небом ясного дня. Справа простерся сумрачный город в пелене тумана и смога.

– Эй! Ты, там!

Мальчишка в старом канотье на соломенных волосах махал ей с обочины пшеничного поля. От удивления Лин потеряла дар речи: он явно был не из сна.

Он ее видел.

Он не спал и… ходил, как сама Лин. Все ее научное любопытство разом куда-то делось, и в первый раз за всю историю своих путешествий Лин испугалась.

– Эй! – мальчишка кричал и шел к ней, а в голове у Лин так и бились последние слова покойной бабули Фань – здесь опасно!

И тогда она повернулась и припустила к городу со всех ног.

– Погоди! – кричал Генри, но девушка оказалась на редкость быстроногой и вмиг растворилась в городском тумане.

Еще один сновидец! Генри еще ни разу не встречал способных делать то же, что и он. Надо догнать незнакомку, поговорить с ней! Вдруг она как-то поможет ему отыскать Луи?

Здания проявлялись пред ним, как чернильные отпечатки ладони на загрунтованном холсте, – дома, магазины, рестораны… Дальние аркады надземной железной дороги. Ветер трепал флаги, испещренные китайскими буквами. Генри знал это место – он оказался в Чайнатауне.

Тут же ему на глаза попалась беглянка: девушка стояла перед бистро с навесным балкончиком, напомнившим ему слегка дома на Бурбон-стрит. Поперек фасада подмигивала неоновая вывеска – «Чайный дом».

– Подожди! Пожалуйста! – но она снова пустилась бежать и скрылась в утонувшем в тумане проулке.

На другом конце улицы туман заметно редел. Генри завертелся, пытаясь понять, где он, но разглядеть смог только гряду ветхих домов, прячущихся во мгле. Ни второй сновидицы, ни Луи…

Он так расстроился, что с удовольствием пнул бы сейчас что-нибудь.

– Луи! – заорал Генри во все горло. – Где же ты?

– Да что ты тут вытворяешь?

Теперь кричали уже на него – и это была она. Девушка стояла достаточно близко, чтобы он даже цвет глаз разглядел – зеленые, – и выглядела одновременно сердитой и перепуганной.

– Убирайся вон из моего сна! Ты мне тут не нужен!

– Из твоего сна? Ну-ка погоди минутку… – Генри шагнул к ней, и она отшатнулась.

Инстинктивно Генри выбросил руку вперед и схватил ее, чтобы не дать упасть, – и, к своему потрясению, ощутил контакт. Электрические искры заплясали по их коже. Взвизгнув, Генри отнял руку и замахал ею, пытаясь их стряхнуть. В воздухе сильно потянуло озоном.

Хлоп-хлоп-хлоп!

На окрестных крышах завзрывались фейерверки: бледные наброски светом по тени. Звуки покатились по брусчатке улиц: звонкий цок лошадиных копыт… скрип деревянных колес… недовольные вопли, хриплый смех… ропот толпы… Призрачные фигуры задвигались в тумане… Словно сон и сам спал, а теперь вздумал вдруг пробудиться. А потом – тихонько, издалека – Генри услыхал скрипку. Мелодия была так знакома, что тело узнало ее раньше разума – «Rivière Rouge»[11], старая франко-индейская песня, любимая у Луи. И кто бы ее сейчас ни играл, он делал это в точности как Луи – в приджазованной дельте.

– Луи, – прошептал Генри и завертелся в поисках источника.

Казалось, музыка лилась из дряхлого песчаникового дома с надписью через весь фасад: «Девлин, готовое платье».

– Луи! – закричал Генри, кидаясь к дому.

– Подожди! – закричала девушка, вне себя от изумления.

Женский вопль проткнул сон насквозь:

– Убийство! Убийство! О, убийство!

Что-то шевелилось в тумане, придвигаясь ближе.

Ударил церковный колокол и стал расти: громче, громче… Внезапно дальние крыши Чайнатауна, улочки старого города, словно написанные импрессионистом, известняковый дом – все покоробилось и стало сворачиваться, будто ткань сна швырнули в огонь.

– Нет! Погодите! Только не сейчас! – завопил Генри, но было уже слишком поздно.

Последнее, что осталось в памяти, были ярко-зеленые глаза той девушки-сновидицы – а потом он проснулся. Будильник соскочил с подоконника и с лязгом приземлился на пол. Метроном все еще щелкал на столе. Часы на руке показывали без одной минуты четыре – значит, он оставался внутри пятьдесят девять минут.

– Конячьи перья, Генри! – Тэта ворвалась в комнату – маска ее была сдвинута вверх, на короткие черные кудряшки – и вырубила будильник.

– П-п-прости, Тэта.

Вздохнув, она остановила метроном.

– Ты опять ходил на поиски?

– Да, Тэта, и, думаю, я его нашел.

– Правда? О, Генри!

Она набросила на дрожащего парня одеяло и придвинула стул.

– Давай, выкладывай.

Он рассказал, как услышал музыку Луи.

– Может, и он тоже пытается меня найти.

– Шикарные новости, Генри, – прокомментировала Тэта; голос ее, однако, звучал обеспокоенно. – Ты шевелиться-то можешь?

Минут, по меньшей мере, пять после хождения в сны Генри оставался парализован, как будто тело его застревало там, в другом мире. C усилием он поднял руку – совсем чуть-чуть – и сморщился, вгоняя силу обратно в мышцы.

– Видала? Совсем как новенькая!

– Я боюсь, когда ты так делаешь, сам знаешь. А что, если в один прекрасный день ты не вернешь себе способность двигаться? Что, если ты вообще не вернешься?

– Не волнуйся, милая. Я знаю меру.