Эйприл улыбнулась еще шире.

— Мне кажется, слишком официально, — сказала она, с деланым безразличием пожимая плечами и бросая пиджак в ящик для пожертвовании. — А как тебе это? — добавила она, выхватывая следующую случайную вещь, блестящую блузку с синими и белыми полосками. Она была слишком маленькой… Но Эйприл поздно это поняла.

Ткань плотно натянулась на плечах, и Эйприл замерла.

— Черт побери! — пробормотала она.

Эйприл с самого начала не была уверена в целесообразности своей задумки, но попасть в ловушку дешевой атласной ткани точно не входило в ее план. Она осторожно пошевелилась, пытаясь снять блузку, но ничего не получалось. Ее футболка от резких телодвижений задралась над джинсами, она почувствовала холод. Вновь и вновь пытаясь выбраться из узкой блузки, Эйприл невольно отворачивалась от того места, где, по ее мнению, сейчас стоял Хью. При этом она чувствовала себя невероятно глупо.

Внезапно Эйприл поняла, что Хью стоит рядом с ней: высокий, мощный, решительный. Он осторожно потянул блузку вверх. Но Эйприл все еще не могла пошевелить руками, чувствуя себя в капкане. Она с трудом сдерживала свои эмоции: Хью был рядом с ней, касаясь ее, такой уязвимой и беспомощной. Эйприл бы хотелось, чтобы он одним резким движением стянул с нее блузку, покончив разом с эти кошмаром. Но вместо этого он лишь придвинулся вплотную к ней, аккуратно, миллиметр за миллиметром, снимая вещь. Эйприл казалось, если она сделает малейшее движение назад, она окажется в его объятиях.

Неожиданно мучения Эйприл закончились, Хью все же удалось стянуть блузку.

Эйприл снова увидела знакомую комнату, тяжелые полосатые шторы, закрытые полосой препятствия из коробок.

— Спасибо, — пробормотала она и вдруг осеклась. Хью все еще стоял рядом — так близко, как никогда до этого. Она внимательно изучала его лицо: резкий нос, густые брови, выдающиеся скулы… Она могла разглядеть веснушки на его щеке и даже немногочисленные седые волосы.

Хью тоже изучал ее. Его взгляд остановился на ее глазах, щеках, губах. И на этот раз все происходящее не было разыгравшейся фантазией Эйприл, как тогда, к его подвальной квартире. Воздух между ними словно потрескивал от напряжения. Ее сердце бешено стучало, она чувствовала, что растворяется во взгляде Хью. Не выдержав накала, он наконец оторвал взгляд от ее губ.

С того самого первого момента их знакомства Эйприл знала, что Хью совсем не такой жестокий, холодный и неприступный, каким хочет казаться. Она понимала, что его глаза часто не выдают истинных эмоций, скрываемых глубоко внутри. Именно поэтому она не могла так просто взять на себя ответственность и выкинуть вещи, принадлежавшие его матери.

Эйприл вдруг поняла, что Хью хочет ее, и это желание взаимно, и скрывать это друг от друга было просто бессмысленно.

Но Хью резко отступил, снова уйдя в себя. Его взгляд снова стал закрытым.

Эйприл продолжила разбирать коробку, поняв, что пауза нелепо затянулась. Правда, напряжение все еще висело в воздухе. Она не могла придумать, как ей теперь себя вести, Хью же казался невозмутимым. Хотя она догадывалась, что он просто в очередной раз не показывает истинных эмоций.

— Эта одежда принадлежит не моей матери, — вдруг произнес он. — Я вообще понятия не имею, чьи это вещи, почему они из такой дешевой ткани и зачем, черт возьми, моей матери нужен был весь этот хлам…

Эйприл понимающе кивнула. Голос Хью был жестким, в нем слышалось едва сдерживаемое разочарование.

— Масштаб личности моей матери гораздо больше увлечения всеми этими бесполезными вещами. Почему уже она сама этого не понимала?

Хью вновь встретился взглядом с Эйприл, но она знала, что он не ждет ответа: вопрос был риторическим.

— Я заберу эти вещи из твоего дома, — только и смогла произнести она.

— Из ее дома, — пояснил Хью и, не говоря ни слова, ушел.

Хью спал беспокойно.

Проснувшись довольно поздно, он решил не присоединяться к группе велосипедистов, с которыми обычно проводил время в среду, и поехал на прогулку в одиночестве. Сегодня он хотел побыть наедине с собой, своими мыслями. К тому же движение на дорогах оживилось, после ночного дождя дороги все еще не просохли, в таких условиях трудно передвигаться группой.

Лондон мог быть очень опасным городом для велосипедиста, Хью относился к этому факту с пониманием и уважением.

Сегодня Хью отчаянно нуждался в одиночестве, не хотел, чтобы его окружал гул разговоров, веселые товарищи, желающие поделиться очередным анекдотом или историей из жизни. Он слышал лишь собственный пульс, равномерное дыхание и шум колес. Какофония утреннего лондонского шума просто отступила на задний план.

Хью с силой крутил педали, стараясь выкинуть из головы все мысли, отвлекавшие его от прогулки.

Вскоре он выехал за пределы Лондона. Он согрелся и даже вспотел, но ледяной ветер отчаянно обдувал его щеки. Хью не прогадал, надев сегодня с утра теплый черно‑белый спортивный костюм, жилетку и перчатки, иначе бы точно замерз. Его товарищи к этому моменту уже развернулись бы и отправились домой, но Хью все катил и катил вперед, не замечая времени. Городской пейзаж уже давно сменила сельская местность.

Добравшись до Бокс‑Хилл, он наконец остановился, наслаждаясь приятной болью в мышцах. Его сердце бешено колотилось, во рту пересохло.

Хью оглядел зеленые долины Доркинга, простиравшиеся под ясным небом до самого Саут‑Даунса. Здесь, среди лесов и пастбищ для овец, в пятидесяти километрах от Лондона…

Что он здесь делает?

Ему даже не нужно было смотреть на часы, чтобы понять: дневную конференцию он уже пропустил. И теперь ему понадобится два с половиной часа, чтобы вернуться домой…

Тем не менее он должен хотя бы написать своей помощнице, работавшей удаленно, и попросить ее отменить все дела до конца сегодняшнего вечера. Но Хью этого не сделал.

Хью не планировал ехать так далеко, но ему срочно нужно было выплеснуть накопившееся за ночь недовольство и раздражение, из‑за которого он промучился без сна. Ему пришлось в полном молчании мерить шагами гостиную почти до утра.

Хью совсем не нравилось то, что он сейчас чувствовал: смятение, беспокойство и полную неопределенность. Обычно он всегда знал, что и зачем делает. Главное же — всегда был уверен в правильности своих поступков. Все дела он сначала тщательно планировал и анализировал, прежде чем воплотить в жизнь. Вот в чем заключался секрет его бизнеса. Хью никогда не ошибался… потому что не позволял себе отвлекаться от важных дел.

Дом матери всегда был исключением. Мысли о нем путали привычный образ жизни. После ее смерти он думал продать особняк, в то время как сам решил поселиться неподалеку, в Примроуз‑Хилл. Но Хью просто не смог этого сделать — ни тогда, ни сейчас. Он сам себе не мог объяснить глупой привязанности к этому дому. Хью всегда гордился тем, что он совсем не похож на свою мать, и стремление к наведению хаоса и беспорядка не передалось ему по наследству. Но он знал, как много значил этот дом для нее: здесь она искала любовь, долгие годы пребывая в поиске второй половины. И здесь же обрела свое личное счастье: десять лет они с Леном прожили душа в душу.