Боготворила.

Охренеть — я боготворила чудовище.

Глава 11

— Не передумала? — спрашивает Таня в трубку, — на счет обеда?

— Нет. Работы валом, — отвечаю деловым тоном, — к трем заказчики подъедут, а у меня еще не все готово.

— Ладно, — вздыхает разочарованно, — принести чего-нибудь?

— Да… на свой выбор.

Все равно я съесть ничего не смогу. С утра в горло кусок не лезет.

Сегодня пятница. Вчера Лебедев напомнил о себе огромным букетом кремовых роз. Папа сказал, что он занял половину мусорного бака. Но приторный запах цветов потом преследовал меня всю ночь.

Крутанувшись в кресле, разворачиваюсь к окну и раздвигаю жалюзи. На стоянке людно, потому что в нашем здании нет даже захудалой кофейни. Поэтому те, кто не носит с собой контейнер с едой, спешат в общепит, расположенный в паре кварталов отсюда. Вижу и Таню. Она и две другие наши сотрудницы перебегают дорогу в неположенном месте и быстрым шагом направляются в кафе быстрого питания.

А я, кажется, похудела. Юбка с талии сползает на бедра, и папа говорит, от меня глаза одни остались.

Встав из-за стола, отыскиваю на полке нужную папку, вынимаю из нее образцы буклетов, распечатываю бланки договоров. В три придут новые клиенты. Открывают то ли парикмахерскую, то ли салон красоты.

Идут конкретно ко мне. По рекомендации. Если получится, возьму новый проект и, наверное, оформлю ипотеку.

Хочу жить отдельно. В собственной квартире. Быть самой себе хозяйкой, самостоятельно решать, во сколько ложиться спать, и ложиться ли вообще, что есть, что смотреть, как громко плакать или смеяться.

С папой мне трудно, я отвыкла от его гиперопеки. Его забота душит. Жалостливые взгляды, многозначительный паузы в разговорах — все это растравливает еще сильнее.

Усевшись в кресло, кладу голову на сложенные на столе руки и закрываю глаза. От недосыпа и слез в них словно песка насыпали. В ушах звон.

Лежу так, пока в кабинет мой не заходит Таня.

— Эй, Маш… Ты чего? Плачешь опять?..

— Нет, — подняв голову, слабо улыбаюсь, — чуть не уснула…

— Я тебе пирожное принесла, — говорит она, вынимая его из бумажного пакета, — Полет. Ты же любишь?

— Спасибо.

— И вот… кофе.

Опускается на стул напротив и ждет, пока я его съем. Мой удивленный желудок недовольно сжимается.

— Надо было тебе куриного супа принести, — сетует подруга, — и в чем только душа держится?

— Все нормально, — отвечаю набитым ртом.

— Нормально… ешь давай, силы тебе сегодня понадобятся.

От ее слов живот скручивает в узел. Я не хочу с ним встречаться. Боюсь, что увидев его, не справлюсь с эмоциями. Начну трястись, плакать или ругаться матом, как в прошлый раз. Рядом с ним я всегда плохо себя контролировала.

В полшестого, подписав с заказчиками контракт, я начинаю собираться домой. Аритмично дергающееся в грудной клетке сердце, сбивает дыхание. Кончики пальцев леденеют.

Нанеся на лицо еще один слой тона, крашу губы красным и поправляю прическу.

С учетом пробок, до дома отца добираюсь за сорок минут. Въезжаю во двор и сразу замечаю у подъезда черный Гелентваген Лебедева. Смотрится здесь неуместно и вызывающе. Как черная клякса на тетрадном листке.

Заняв место метрах в двадцати от него, я глушу двигатель, забираю сумку с пассажирского сидения и выхожу из машины.

Слышу, как хлопает дверь джипа.

Руслан идет мне навстречу. В расстегнутом пиджаке и белой рубашке, без галстука. Одна рука в кармане брюк, другая сжата в кулак. Волосы зачесаны назад, на щеках трехдневная щетина. Внимательный хмурый взгляд исподлобья.

Вдоль позвоночника расползается озноб. Сердце, сжавшись, отдает в грудь тупой болью.

— Здравствуй, Маша.

— Здравствуй.

— Поговорим? — спрашивает, заломив одну бровь.

— Говори.

— Предлагаю поужинать вместе и… все обсудить.

Это все равно неизбежно, поэтому, молча кивнув, я сворачиваю в сторону его машины. Открыв дверь, он ждет, когда я сяду. Потом обходит и садится рядом. Хотя обычно ездит на переднем пассажирском.

— Здравствуйте, Мария Сергеевна, — приветствует водитель.

— Добрый вечер, Михаил.

Пока Руслан называет ему ресторан, я вынимаю из сумки звонящий телефон.

Папа.

— Маша! Куда он тебя повез?!

— Все нормально, папа, не волнуйся, — шепчу торопливо.

— Зачем ты согласилась, дочка?!

— Мы… — скашиваю взгляд в сторону Лебедева, но в лицо посмотреть не решаюсь. В фокус попадают лишь широко расставленные колени, да ладонь с обручальным кольцом на пальце, — мы… условия развода обсудить поехали.

Вижу, как ладонь собирается в кулак.

— Куда?

— В ресторан. Пап, я скоро буду, не переживай…

— Будь на связи, Маша.

— Хорошо.

Отключаюсь и убираю телефон обратно. Прочистив горло, Лебедев отворачивается к окну. Я смотрю на свои, сложенные на коленях, руки. Дышу через раз, потому что каждый вдох наполняет легкие режущей болью.

Когда Гелентваген останавливается на стоянке ресторана, не дожидаясь галантности мужа, сама из него выбираюсь. Он догоняет меня уже у входа. Открывает передо мной дверь и заходит следом.

— Значит, не передумала? — спрашивает тихо, когда вручившая нам меню официантка отходит.

— Нет.

— Ты хорошо подумала, Маша?

— Да, Руслан, хорошо.

Шумно вздохнув, он откидывается на спинку стула и принимается постукивать пальцами по столу. Я же, открыв меню

, делаю вид, что выбираю блюда.

— Маш… посмотри на меня.

Вскинув взгляд, смотрю в его лицо. Говорят, чтобы человек думал, что ты смотришь ему в глаза, нужно смотреть на переносицу. Так и делаю.

— Ты совершаешь ошибку, милая.

— Уверена, что нет.

— Мы сможем это пережить, — говорит Рус успокаивающим тоном.

— Измену? Я не собираюсь это переживать.

— Дай мне шанс, и я все исправлю.

— Я хочу развестись.

— Маша! — вдруг повышает голос, и я понимаю, что все его спокойствие напускное, его бомбит так же, как и меня, — я тебя люблю! Я не хочу разводиться!

Тон его действует на меня, как провокация. Самообладание трещит по швам.

— Заткнись, Лебедев! Твоя любовь с запашком!..

— Я не сплю с ней больше!

— Мне не интересно, — усмехаюсь я.

— Тебе не может быть не интересно…

— Руслан, если ты собираешься отговорить меня, то зря тратишь свое драгоценное время.

— Маша… — резко подается вперед и пытается схватить мою руку. Успеваю одернуть в последний момент, — что мне сделать, чтобы ты простила? Скажи — я сделаю!

— Ты уже все сделал!

Играя челюстью, Руслан давит на меня взглядом. Грудь ходит ходуном, крылья носа раздуваются.

Я тоже на него смотрю. На этот раз четко в глаза. Сцепив зубы, решительно отбиваю его агрессию.

— Ты не представляешь, Маша, какой может стать твоя жизнь без моей поддержки, — вдруг проговаривает он.

Я вмиг распознаю угрозу и ощетиниваюсь.

— Думаешь, я без тебя никто?.. Думаешь, не проживу без тебя?