— Спаси-и-ибо, — засмеялась Закревская. — Уважил. Ты, Олежек, признанный мастер изысканных комплиментов. Вот чего у тебя не отнимешь, так это умения доставить даме удовольствие. Любой поэт умер бы от зависти, услышь он твои речи.

— Ты лучше посмотри на это чудо! — воздевая руки к потолку, нараспев затянул Самойленко. — Какая прозрачность, какое дивное преломление света! Какая необъятная глубина! Шар живой. Он дышит, существует. Разве ты не чувствуешь? В его кристаллической бездне можно прочесть не только прошлое, но и будущее…

— Серьезно? — подняла брови Ангелина. — Ты не шутишь?

— Не веришь? — обиделся коллега. — Напрасно. Все вы, скептики, рано или поздно убедитесь, что в мире существуют не только стетоскопы, градусники и таблетки. Есть нечто неизмеримо большее, непостижимое разумом, сверхъестественное! А вы, вы…

— Давай выпьем, Олег, — перебила его взволнованную тираду Закревская.

Она знала: если вовремя не остановить этот бурный словесный поток, то он унесет Самойленко в такие запредельные дали, что ни у кого не хватит терпения слушать подобную белиберду.

— У тебя есть? — мгновенно переключился он. — Что? Коньяк, водка?

— Я имела в виду чай.

— Пф-ф-ф… — разочарованно фыркнул доктор.

— По-моему, ты и так… навеселе.

Самойленко не стал спорить. Он действительно чувствовал некую эйфорическую приподнятость, и сомнения, высказанные Закревской, не могли остудить его. Она просто не понимает. Женщина! Что с нее взять? Житейский приземленный ум, трезвый расчет. Ангелина — хороший специалист, но интеллект у нее слабенький. Никакого полета фантазии, никаких прозрений. Она ученый сухарь, скучна и правильна, как таблица умножения. Слишком логична, слишком благоразумна. Истинный же гений всегда немного безумен!..

— Эх, Закревская! — преувеличенно сокрушался он. — Не быть тебе ни Платоном, ни Ньютоном. А тем более Аристотелем. И до знаменитой Ванги тебе далеко.

— Я и не претендую. Меня вполне устраивает то, что есть. Мы будем чай пить или нет?

За чаем Ангелина Львовна поглощала конфету за конфетой, вызвав настоящий ужас на лице своего коллеги.

— Как можно есть столько сладкого? Ты же доктор! Зачем ты столько лет изучала физиологию организма? — не выдержал Самойленко.

— Чтобы безжалостно губить его, — парировала она, запивая чаем следующую конфету. — Зачем же еще?

— Вот так всегда. Не могу понять, шутишь ты или говоришь серьезно.

— Ах, Олег, посмотри лучше на себя. Зачем ты приволок в офис какой-то шар? Это же кабинет врача, а не приемная шарлатана. Хочешь строить из себя Калиостро, бросай медицину.

— Почему шарлатана? — возмутился Самойленко. — Если у человека нестандартный взгляд на вещи, так он сразу и шарлатан? У меня просто особый подход к вопросу…

Ангелина Львовна всплеснула руками.

— Надеюсь, ты хоть воду не собираешься заряжать космической энергией? Чтобы потом продавать пациентам в качестве лекарства от всех болезней?

Коллега отрицательно помотал головой, потом призадумался.

— А что? Неплохая мысль…

— Господи! — Закревская отодвинула чашку и встала. — Я, пожалуй, пойду. Почитаю что-нибудь. Сегодня ко мне придет Ревин.

— Иди-иди, зануда. Раз тебе не понравился чудный, таинственный шар… у тебя точно проблемы.

— Угу, — согласилась она. — Безусловно. Ты действительно собираешься использовать шар во время сеансов?

— Ничего подобного я делать не буду, ваше королевское величество! — дурашливо кланяясь, заявил Самойленко. — Зачем? Достаточно, чтобы шар просто находился в моем кабинете. Народ нынче дуреет от всякой там магии и… прочего. Вот увидишь, клиенты ко мне валом повалят. Думаешь, им хочется глотать таблетки? Да они готовы поверить во что угодно, хоть в черта, лишь бы им полегчало!

— Теперь ясно, почему от тебя уже вторая жена убежала.

Доктор Закревская, держась прямо и громко стуча каблуками, удалилась. А Олег Иванович, затаив дыхание, обошел стол, не отрывая взгляда от шара. В его прозрачной глубине происходило какое — то неуловимое, текучее движение…

Самолет, на котором летела съемочная группа и хозяйственники, приземлился в аэропорту Душанбе. Дул пронизывающий ветер, гнал по посадочной полосе снежную поземку.

Во время перелета Мельниковой несколько раз становилось плохо. Стюардесса, тоненькая таджичка с черными, как смоль, волосами, бегала по салону то с лекарством, то с пакетами. Вдруг пассажирку стошнит?

— Ты потерпи, деточка, — причитала Глафира, наваливаясь на Ларису своей мощной грудью. — Потерпи, миленькая, уже скоро…

Лариса не имела сил сказать, что ей и так дышать нечем, сидела бледная, безжизненная; в глазах двоились и троились красные круги. Если бы она знала, что придется так худо, сидела бы в Москве и не рыпалась.

Стюардесса принесла успокоительную таблетку, и Ларисе стало чуть легче, сознание заволокла вялая дремота. Сквозь сонную пелену она вспоминала недовольство мужа ее отъездом.

«Сколько ты там пробудешь? — ворчал он. — В такую даль на неделю не ездят. Наверняка придется торчать в горах до весны».

«Почему же?»

«Потому! — пуще раздражался супруг. — Простые работяги никому не нужны. Никто не собирается о тебе заботиться. Запрут на край света, и сиди, сколько понадобится!»

«Значит, буду сидеть. Что же делать-то? Я туда не от хорошей жизни устроилась».

Мельников взвился.

«Ты меня упрекаешь, да? Тычешь в глаза, что не могу семью обеспечить? Говори прямо, не стесняйся. Нечего меня жалеть! Какие вы все сердобольные, аж противно!»

«Чего ты разошелся?»

«Потому что ты дура, Лорка. Кто тебя заставлял соглашаться тащиться в горы? Сказала бы, не поеду, и точка. Небось не в рабство продалась!»

«Я, между прочим, с тобой советовалась, — обиделась Лариса. — И ты не был против. А теперь, когда завтра лететь, разорался…»

Мельников сник. Он понимал, что жена поступает правильно, но не мог с этим смириться.

«Я же за тебя боюсь, — оправдывался он. — Как бы не случилось чего. Сначала я с лестницы свалился, теперь ты черт знает куда намылилась. Не к добру это, чует мое сердце».

«Ладно, не нагнетай. Что со мной может случиться? Через месяц приеду, денег привезу».

Деньги! Все несчастья из-за них. Мельников начинал ненавидеть деньги лютой ненавистью. Гнев его против проклятых бумажек, без которых шагу не ступишь, закипел со страшной силой.

«А вдруг землетрясение? Или… как его… обвал какой-нибудь? Если лавина с гор сойдет? Ты представляешь себе…»

«Прекрати, Володя! — рассердилась она. — Не надоело выдумывать? Подумаешь, раз в жизни с лестницы упал? Это же не значит, что теперь все везде должно на нас обваливаться? Люди столетиями живут в горах, и ничего. Перестань пугать ме — ня и себя. Помоги лучше собраться!»