Дерибас расстегнул кобуру и вытащил небольшой браунинг.

— Так я и знал! — в сердцах произнес Самсонов. — Видел я его у тебя, думал отобрать, да решил: «В городе, может, и сработает, когда нужно». А теперь ты пойдешь со всеми вместе в атаку, понимаешь ты это? Там мороз, лед, пурга… Дай-ка его сюда. — Самсонов протянул свою крупную ладонь. Дерибас нехотя отдал. — Вот бери мой наган. Он стреляет безотказно.

Подошли к вагону, где размещались другие сотрудники отдела. Поздоровались. Покурили. Где-то запели:

Вихри враждебные веют над нами…

Подхватили все. Песня стала шириться:

…В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут!..

Эшелон тронулся, медленно, со скрипом, завертелись колеса. Самсонов тепло прощался, жал руки. Обнял Дерибаса, сказал на прощание:

— Ну, бывай!

Дерибас прыгнул в свой вагон. Через несколько секунд темнота поглотила все. И казалось, что не было здесь эшелона, людей, песни… На перроне продолжала стоять Нина Ивановна и прижимала к глазам белый платочек…

— Чувствует мое сердце, что не вернется он, — сказала она сквозь слезы. — Ведь Терентий такой отчаянный!

Взяв ее под руку, Самсонов повел к машине, ожидавшей на площади…

* * *

Лежать на голой деревянной полке товарного вагона жестко. Отъезд был поспешным, и не успели подстелить солому. Да и достать ее в тот год было не так просто.

В вагоне разместилось человек тридцать. Дверь задвинули, и стало немного теплее. Чтобы согреться, старались теснее прижаться друг к другу, да курили не переставая. Казалось, что дым от самокрутки согревает и успокаивает.

Распрощавшись с женой и Самсоновым, Дерибас загрустил. Он хорошо знал, что завоевание нового общественного порядка будет сопровождаться яростными боями. Отдавал себе отчет в том, какая судьба ждет большевиков, если буржуазно-помещичьему блоку удастся увлечь за собой темные массы крестьянства. Он боролся и готовил себя к новым сражениям.

«Антоновское восстание, охватившее ряд губерний. Кронштадтский мятеж… Что последует за Кронштадтом? Может быть, уже подготовлено восстание в Питере? Или в других городах?»

Дерибас вспомнил, как Ленин совсем недавно говорил:

«Эта мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые, потому что мы имеем дело со страной, где пролетариат составляет меньшинство, мы имеем дело со страной, в которой разорение обнаружилось на крестьянской собственности, а кроме того, мы имеем еще такую вещь как демобилизация армии, давшая повстанческий элемент в невероятном количестве»[5].

К Петрограду подъехали вечером. В дороге их чем-то кормили, но чем? Дерибас не замечал. Единственное, что он ел с удовольствием, — так это сухари, которыми снабдила жена. Размачивал в кипятке и жевал. Становилось теплее. Сухари с чаем отбивали горечь во рту, которая появлялась от самокрутки. Возможно, пошаливала и печень. Но об этом не хотелось думать, пока не было острой боли.

В Петрограде эшелон не задержали, а отправили сразу на Ораниенбаум. Выгружались в кромешной тьме. Дерибас почувствовал, что кожа на лице стягивается, словно ее поскребли щеткой. «Видимо, оттого, что не брился? А может быть, от холода?»

Тут же услышал команду: «Проверить оружие и боеприпасы!» И сразу все ощущения забылись. Кому не хватало патронов, выдали дополнительно.

На вокзальной площади прибывших построили. В свете факелов Терентий Дмитриевич увидел какого-то человека на возвышении. Он объявил, что будет выступать командующий войсками Тухачевский. Над выстроившимися колоннами прошел легкий шум, говоривший о том, что многим это имя знакомо.

Тухачевский говорил взволнованно и страстно. Брать крепость Кронштадт можно только ночью… Уже было предпринято несколько безуспешных попыток атаковать днем… Все они закончились печально… Мы обязаны ее взять!

Колонны двинулись. Когда вышли к Финскому заливу, поднялась пурга. Ветер дул откуда-то сбоку, мелкая ледяная крошка больно хлестала в лицо.

Чекисты были одеты кто во что: в старые армейские шинели, в кожанки, в ватники. Сверху эту одежду прикрывали белые маскировочные халаты. На ногах у многих были ботинки или старые сапоги.

Лед в заливе был бугристый. Ноги, утопая по щиколотку в снегу, скользили при каждом шаге. А колонна передвигалась быстро. Идти Дерибасу было трудно, и вскоре он взмок. Больно ударяла в спину трехлинейная винтовка, носить которую он уже отвык.

Шли километр за километром. Было тихо. Дерибас не имел представления и не задумывался о том, в какую сторону они идут.

Неожиданно темноту ночи пробила яркая вспышка, словно пролетел метеорит. На миг стала видна ледяная пустыня с передвигающимися по ней колоннами людей. А спустя несколько секунд послышался взрыв. Потом — вторая вспышка, и за ней — раскат грома. И вот уже вспышка за вспышкой: бьет дальнобойная артиллерия!

Передние ряды побежали. Потом резко остановились. Люди натыкались друг на друга. Где-то позади ухнуло. Затрещал лед. Послышались всплески воды.

Дерибас сдернул с плеча винтовку, побежал вместе со всеми в сторону орудийных залпов. Скользко. Кто-то рядом споткнулся и упал. Дерибас помог ему подняться и, увлекая за собой, повел в атаку. Он бежал туда, где в ярких сполохах виднелась черная громада Кронштадта.

Внезапно в глаза ударил яркий свет, невыносимо яркий, ослепил — прожекторы!

Прикрыв лицо ладонями и опустив глаза, атакующие красноармейцы, отряды петроградских рабочих, делегаты X съезда РКП(б), чекисты продолжали наступать на крепость.

Дерибасу казалось, что все стремительно несутся вперед и вперед, но усталые люди едва передвигались по льду.

Дерибас подбадривал тех, кто бежал рядом. Вспышки орудийных выстрелов становились все ближе. Стали отчетливо слышны пулеметные очереди. Казалось, до крепости рукой подать.

Под ногами захлюпала вода: снаряды пробили толстый лед и образовались полыньи. Люди проваливались, слышались крики о помощи. А вода разливалась вширь…

У Дерибаса была теперь одна цель, одно стремление: добраться быстрее к утесу, влезть на него и стрелять. Там враг, которого нужно уничтожить. Он ни о чем не думал, ничего не боялся, ничего не видел, кроме ненавистного, яркого, ослепительного света прожекторов. Послышались крики «ура!» со стороны атакующих. Дерибас тоже закричал «ура!».

Вдруг его резко ударило в правый бок, и так сильно, что он на мгновение потерял сознание. Споткнулся, упал. Когда очнулся, вскочил, но от сильной боли в бедре снова опустился на лед…

Полежал не шевелясь. Под кожаную тужурку стала просачиваться вода. Попытался снова подняться, но теперь осторожно. Снег под рукой был рыхлым. С трудом встал на колени и все понял: он ранен. Повернул голову в ту сторону, откуда слышались крики атакующих, и впервые в жизни испугался: «Неужели конец?»

Закружилась голова, пришлось сесть на лед… Через несколько секунд