а деньги-то у меня вполне приличные, на зарплату следователям не скупились во все времена. Ну что ж, деньги – отличное оружие, они способны открыть любой замок и развязать любой язык.

Итак, подведём итоги. Я провалился в прошлое, это, без сомнения, не очень хорошо. Мои документы и одежда в полном порядке и полностью соответствуют началу двадцатого века, что не может не радовать. Деньги у меня есть, оружие… Я вынул из саквояжа револьвер системы наган, взвесил в руке и убрал обратно, тщательно прикрыв бумагами. Оружие у меня тоже есть, причём неплохое, да ещё и наградное, на серебряной пластине выведена дарственная надпись. Нужно узнать, смогу ли я вернуться в привычный мне двадцать первый век, а если обратной дороги нет… Я щелчком захлопнул саквояж и одёрнул пиджак. Что ж, в таком случае, будем обживаться здесь. До русско-японской войны, если верить выданным мне документам, ещё четыре года, до Первой мировой четырнадцать лет, мирное время ещё есть, пусть и немного. Ну, цыганочка-красоточка, что ж ты, паразитка, не сказала, что к подаренной тобой удаче идут комплектом неприятности?!

Я кликнул горничную и отправился на встречу с хозяевами дома, точнее, если мне память не изменяет, хозяйками.

Глава 3. Страшное гадание

Дом Софьи Витольдовны Абрамовой в Семиозерске пользовался заслуженным почётом и уважением. Сама хозяйка, дама сорока пяти лет, ещё довольно привлекательная пышнотелая блондинка с большими выразительными синими глазами, оставшись после смерти сестры и её супруга с маленькой племянницей на руках, вынуждена была взять на себя не только воспитание девицы, но и приведение в порядок весьма расстроенных небрежным ведением дел. Тогда-то и проявилась под маской хрупкой изнеженной барыни стальная хватка и неженская решительность госпожи Абрамовой. За десять лет Софья Витольдовна смогла не только дать племяннице Елизавете блестящее образование, но ещё и укрепить дела хозяйственные, ввести кое-какие новшества в управление усадьбами, наладить торговлю мёдом и пенькой в самом стольном Петербурге. Племянницу, а также многочисленных родственников и прислугу госпожа Абрамова держала, что называется, в ежовых рукавицах, злые языки утверждали, что, мол, потому Софья Витольдовна и замужем не была, что не нашлось мужчины, способного её под себя переломить. Сама же госпожа Абрамова на пересуды и шепотки за своей спиной (а в лицо ей что-либо говорить не насмеливались даже самые буйные головушки) внимания не обращала, будучи уверена в том, что солидный капитал, щедрые пожертвования церкви и близкое знакомство с влиятельными людьми прекрасно оградят от всех бед и напастей. Потому и делала барыня то, что считала нужным либо же просто занимательным, ни единого мига не задумываясь над тем, как её слова и поступки будут восприняты.

Когда в Семиозерск прибыла великая, как она сама себя именовала, прорицательница и гадалка, способная с помощью карт приоткрывать завесу будущего, Софья Витольдовна сперва брезгливо морщила нос и громогласно рассуждала о шарлатанках, гораздых дурить головы наивным простачкам, а потом и вовсе решила разоблачить обманщицу. Искренне любящая тётушку племянница, а также многочисленная родня, не теряющая надежды хоть немного смягчить суровый нрав госпожи Абрамовой и сделать её источником благосостояния, буквально в ногах у барыни валялись, но умолить её передумать так и не смогли. Хозяйка ласково пошутила с одними, строго прицыкнула на других, велела кучеру Захару запрягать прогулочный возок и отправилась разоблачать мошенницу.

Жила прорицательница на Привозной улице, что всего в десяти шагах от торговых рядов и наиглавнейших мест города: полицейского управления, служебных апартаментов господина губернатора, больницы, возвышавшейся на холме церкви и кокетливо выглядывающего из-за пышных розовых кустов заведения мадам Клотильды. Софья Витольдовна взглядом неподкупного ревизора осмотрела и дорогу, по коей ехала, и сам дом, невысокий с белёными стенами и добротной крышей, который сдавала вдова купца Пряникова, особа до того любознательная, что её подруженьки знали об обитателях дома всё до последней надобности.

- Захар, заверни-ка сначала к Марии Ивановне Пряниковой, растрясло меня на этой, прости господи, дороге, отдохнуть надобно.

Растрясти госпожу Абрамову не смог бы и «танамид», брошенный прицельно прямо под ноги каким-нибудь террористом, о коих так горазды писать столичные щелкопёры, но за время службы кучер как никто другой успел усвоить, что дольше и лучше живёт тот, кто многое знает, но малое глаголет. А потому лишь низко склонился, коснувшись седой клочковатой бородой груди и явственно (барыня терпеть не могли, коли кто-то мямлет) напевно произнёс:

- Как пожелаете, барыня.

- Так и пожелаю, - отрезала Софья Витольдовна, приподнимаясь в возке и орлиным взглядом окидывая окрестности, - чай, не сбежит шарлатанка, а и сбежит, туда и дорога, я по ней плакать не стану.

Кучер опять низко поклонился, ловко направляя лошадь к знакомому до последнего цветочного куста под окошками дому, на порог которого разноцветным горохом уже высыпали оживлённо галдящие горничные, разной степени чумазости мальчишки и лохматые собачонки, своим звонким лаем усиливающие сумятицу. Последней из дома выскочила пухленькая пожилая дама в наспех накинутой на плечи перекрученной шали и нелепой шляпе с таким количеством цветов, словно это была клумба.

- Распустила ты дворню, матушка, - недовольно заметила Софья Витольдовна, с помощью кучера покидая возок и грозно цыкая на мальчишек и собак, - такой галдёж, чай, в самом стольном Петербурге слышно.

Хозяйка взмахнула ручками, словно хотела взлететь, да пышные телеса от земли не смогла оторвать:

- Так ить гостья желанная пожаловала, как не радоваться?!

- А этой ораве с моего приезда какая радость? – фыркнула госпожа Абрамова, сердито качнув головой в сторону слуг. – Чего они вопят, словно их нечистая сила за бока щиплет, прости меня господи.

Женщина набожно перекрестилась. Мария Ивановна испуганно охнула, присела, поспешно сотворила крестное знамение и прошептала, опасливо озираясь по сторонам:

- Ты бы, матушка, не гневила бога, не поминала нечистую силу.

- Уж кто бы говорил, - фыркнула Софья Витольдовна, обстоятельно расправляя юбку и стряхивая с груди несуществующие пылинки, - а не ты ли, душа моя, приютила у себя в доме ведьму? Али шарлатанку, что ещё хуже.

Тонкие блёклые губки Марии Игнатьевны задрожали, бледно-голубые глазки испуганно округлились и налились слезами. Женщина попыталась плотнее закутаться в шаль, вместо этого уронив её на землю, ухватила подругу за руку и горячо зашептала, сбиваясь, всхлипывая и ежеминутно крестясь:

- Вот тебе крест, Софьюшка, мадам Ковали никакая не ведьма. К ней сам отец Никодим приходил давеча, истинный бог, сама видела!

- Дожили, - вздохнула госпожа Абрамова, укоризненно качая головой, - уже попы к гадалкам