В десять сорок пять в присутствии спецперсонала ему прочли смертный приговор. – Робертс поднялся со стола. – Затем его без наручников и кандалов отвели в соседнее помещение.

– Как он при этом себя вел? – спросил Марино, пока Робертс отпирал очередную дверь.

– Ну, скажем так, – его расовая принадлежность не позволила ему побелеть как простыня. А то с ним именно это бы и случилось.

Помещение оказалось меньше, чем я предполагала. Метрах в полутора от противоположной стены, в центре, на гладком коричневом полу стоял электрический стул – жесткое неумолимое кресло из отшлифованного темного дуба. На высокой спинке, двух передних ножках и подлокотниках болтались толстые кожаные ремни.

– После того как Уоддел сел, его сначала пристегнули вокруг груди, – продолжал Робертс все тем же бесстрастным тоном, – потом руки, живот и ноги. – Показывая ремни, он небрежно дергал за них. – Пристегивание заняло одну минуту. На лицо надели кожаную маску – я покажу ее вам через минуту. На голову – шлем, подвели провод к правой ноге.

Я достала свой фотоаппарат, линейку и фотокопии диаграмм тела Уоддела.

– Ровно две минуты двенадцатого он получил первый разряд, то есть две тысячи пятьсот вольт и шесть с половиной ампер. Кстати, хватило бы и двух.

Повреждения на теле Уоддела абсолютно соотносились с конструкцией стула и ремнями.

– Шлем соединяется вот с этим. – Робертс указал на спускающуюся с потолка трубку, которая заканчивалась медным маховичком прямо над стулом.

Я начала фотографировать стул со всех сторон.

– А провод от ноги соединяется вот с этой барашковой гайкой-маховичком.

От бликов вспышки у меня появилось какое-то странное чувство. Я становилась раздражительной.

– Этот человек превратился в большой выключатель.

– А когда у него началось кровотечение? – спросила я.

– Сразу после получения первого разряда, мэм. И оно до самого конца не прекращалось. Потом задернули штору, отгородив его от свидетелей. Трое из спецперсонала расстегнули ему рубашку, врач послушал со стетоскопом, пощупал сонную артерию и констатировал смерть. Уоддела переложили на каталку и перевезли в охлаждаемое помещение, куда мы сейчас и пойдем.

– А что вы скажете насчет предполагаемой поломки стула? – спросила я.

– Абсолютная чушь. Рост Уоддела был метр девяносто три, и весил он около девяноста семи килограммов. «Дозревать» он начал задолго до того, как сел на стул, давление аж зашкалило, наверное. После заключения врача из-за кровотечения на него пришел взглянуть замначальника. Глаза у него из орбит не вылезли, барабанные перепонки не лопнули. У Уоддела было самое обыкновенное кровотечение из носа, которое случается у тех, кто слишком усердно тужится на унитазе.

Я молча согласилась с ним. Причиной кровотечения у Уоддела могло быть резкое повышение внутригрудного давления. Николас Грумэн будет разочарован тем отчетом, который я собиралась ему послать.

– Какие проверки проводились вами для того, чтобы убедиться, что стул функционирует нормально? – спросил Марино.

– Те же, что и обычно. Во-первых, Вирджиния Пауэр осматривает и проверяет оборудование. – Он указал на большой серый выключатель за серыми стальными дверцами на стене позади стула. – Там внутри для проведения проверок установлены лампы мощностью в две тысячи двести ватт. Мы проверяем всё в течение недели перед казнью, трижды в тот день, когда она должна состояться, и еще раз в присутствии свидетелей.

– Да, я помню, – сказал Марине", глядя на застекленную кабинку для свидетелей, находившуюся метрах в пяти от нас. Внутри аккуратными рядами стояли двенадцать черных пластиковых стульев.

– Все работало великолепно, – сказал Робертс.

– И всегда так? – поинтересовалась я.

– Насколько мне известно, да, мэм.

– А как происходит включение?

Он обратил мое внимание на шкафчик на стене справа от кабинки свидетелей.

– Электричество включается там, но сама кнопка находится в пункте управления. Хотите взглянуть?

– Пожалуй, да.

Смотреть особо было не на что – просто маленькая комнатушка, отделенная стеной от того помещения, где находился электрический стул. Внутри стоял большой пульт «Дженерал электрик» с многочисленными дисками для регулировки напряжения, максимальное – три тысячи вольт. Ряды маленьких лампочек-индикаторов должны были свидетельствовать о том, что все в порядке или наоборот.

– В Гринсвилле все будет компьютеризировано, – сообщил Робертс.

В деревянном шкафчике лежали шлем, крепление для ноги и два толстых провода, которые, как он объяснил, «крепятся к барашковым гайкам сверху и сбоку от стула, а затем к таким же гайкам на шлеме и на ножном креплении».

Рассказав все это с невозмутимой легкостью, он добавил:

– Не сложнее, чем подключить видеомагнитофон.

На шлеме и ножном креплении были мелкие дырочки, сквозь которые проходила нить, удерживавшая внутреннюю губчатую обшивку. Шлем оказался удивительно легким, по краям контактных пластин виднелся зеленый налет. Я не могла представить себя в этой штуке. Черная кожаная маска представляла собой просто широкий грубый ремень, который застегивался на затылке заключенного, в нем был лишь вырезан маленький треугольничек для носа. Если бы я увидела его среди экспонатов лондонского Тауэра, его подлинность не вызвала бы у меня ни малейшего сомнения.

Мы прошли мимо трансформатора, от которого к потолку поднимались провода, и Робертс открыл еще одну дверь.

– Это помещение для охлаждения, – сказал он. – Мы прикатили Уоддела сюда и переложили на этот стол.

Стол был металлическим, на соединениях виднелась ржавчина.

– Мы дали ему десять минут остыть, положили мешки с песком на ногу. Вот они.

Мешки с песком лежали на полу возле стола.

– Почти по четыре килограмма каждый. Происходит что-то вроде коленного рефлекса, но нога при этом сильно согнута. Мешки помогают ее выпрямить. И в случае сильных ожогов, какие были у Уоддела, мы накладываем марлевую повязку. После всего этого мы переложили Уоддела на носилки и вынесли его тем же путем, что вы сюда пришли. Только минуя лестницу. Кому охота зарабатывать грыжу? Мы воспользовались грузовым лифтом, на котором обычно спускают продукты, потом вынесли его через переднюю дверь и погрузили в санитарную машину. Затем доставили его к вам, что обычно и происходит после того, как наши ребятки поиграют с искорками.

Грохот тяжелых дверей. Звон ключей. Стук замков. Робертс продолжал свой бодрый монолог, провожая нас к вестибюлю. Я почти не слушала, и Марино не проронил ни слова. Мокрый снег с дождем усеяли траву и стены ледяными бусинками. На улице было сыро и промозгло. Меня подташнивало. Страшно хотелось постоять подольше под горячим душем и переодеться.