триста лет терпели, Наполеону с Гитлером хребет сломали, а ремонт капитальный, ведь он, навечно. Он нас всех в дугу согнет. Не пущай те, его до нас, судари – господа, товарищи бояре! Там ведь потомки ваши, уже и так стонут, от ига жилищно – коммунального! Треть ведь народа пока его ждала, ремонта этого, мать его, капитального, на погост успели, отнести.

Боковым зрением вижу: летит ко мне государь – посох на замахе, стража за ним, алебарды как пропеллеры кружат.

–Ах ты, гнида безродная, на казну царскую, рот свой поганый раззявил!

И тут всплыло в мозгах у меня,– Донесли, может, что за капремонт не плачу? Похоже, есть все же связь между эпохами. Мысленная, во благо, толстых кошельков, но есть. А может, они и мысли, научились читать?

Страх обуял меня, задрожал я телом. Лбом три раза, как положено, тоже со звоном. Стараюсь, как никогда, трещины, как розы, на плитах распускаться начали.

– А царь персидский, а шах ичкерийский, а девки с мылом!– орет Иоанн. Хлоп, хрясть.

– На дыбу пса поднять! На дыбу, – ревут бояре, поддакивая.

5

Открываю глаза. Жена, рядом с диваном, полотенце на замахе. Ждать не стал, научили. Упал на колени, и на них к телевизору. Перекрестился на темный экран, троекратно. Лбом в пол постучал. Сначала глухо, три раза стукнул, потом еще два раза позвучнее. Подумал и еще три добавил, совсем звонко.

В глазах отсвет алебард, свист палки в ушах. Еще три раза лбом стукнул и запричитал,

–Заплачу, капремонт, царь – батюшка, заплачу. Не приведи, господи, и методы ваши по выбиванию долгов переймут. С наших станется. Там вон, какие лица благородные, да породистые, а как навара коснется, методы жуть. Заплачу, государь – надежа, заплачу.

Я со слезами радости, водил руками, по темному экрану телевизора. Пусть не работает, зато я дома.

ОБЛОМ

Житейская история

Весь положительный, до категорического безобразия слоняюсь по двухкомнатной квартире. С женой мне повезло, она по сменам работает, что имеет свои, определенные преимущества. И первейшее и наиглавнейшее из них – встреча со своими спетыми и спитыми друзьями. Я через два дня на третий, согласно этим сменам, встречаюсь я с ними у пивного ларька, под кодовым названием «Юбка». Название это пошло от синего брезентового шатра, который растянут от ларька над «стоящими» столиками. Да еще, от Клавки, «хозяйки» ларька. Вот и получается, что все мы вроде как, пивко попиваем, под Клавкиной юбкой. Пиво, так себе. Разбавляет его, Клавка, беспощадно, но до одиннадцати часов, на нем продержаться можно. А там начинается гонка посыльных с аккумулированной мелочью наших карманов в столпотворение очередей винных магазинов. И начинает плескаться в пивной таре долгожданный «ерш», начинает давить иголками плавников алкоголя на мозги. Повтор за повтором, и уже несется под «юбкой» разгуляй…

У меня как раз сегодня, «преимущественный» день, жена на смене, а я чешу «репу», так как вырисовывается для меня конкретный категорический «облом» в виде отмены встречи.

Вчера, в пятницу получка была. Руководство приняло мудрое решение – осчастливить трудовой народ перед выходными, чтоб значит всей семьей по магазинам. С обеда выдавать начали.

А у меня у жены, как раз смена. У Сереги, сварщика бригадного, тоже такое же счастье, так как супруга медсестра. Не складывалось у нас с ним, как у большинства, всем семейством по магазинам прогуляться, товара посмотреть.

Мы с ним, как братья по «счастью – несчастью» решили объединить свои усилия, чтобы как-то облегчить эту проблему.

С автобуса вышли, а тут, как по заказу, в «бижутерию» напротив остановки товар завезли, уже очередь образовалась. Впереди, Нинель – крановщицу цеховую разглядели, к ней и пристроились. Так – то она, Нинка, но на Нинель, быстрей реагирует. Серега, всей очереди, на полную громкость объявил, – Спасибо, Нинель, радость наша, что очередь заняла. Ропот, конечно, пошел, как в очереди без ропота. Меня, какая-то баба ушлая, даже за ляжку даже ущипнула.

Сейчас вот стою, синяк в зеркало разглядываю, и думаю, что «разборки» с женой, по этому случаю еще впереди. Синяк-то почти под «бубенчиками» . Кто же поверит, что там какая-то посторонняя баба щипать будет?

Серега пудреницу жене отхватил «моде ин» из самого Парижа, целый трояк отвалил за кусок пластмассы. Он сразу за Нинкой, последнюю забрал. Но я в отчаяние не впал, не приучен. Глазами по полкам пробежался, и купил. Тоже вещь заграничную. Зеркальце, родом из Берлина, трофейное, можно сказать. Пятерку, за него, на прилавке оставил, но память деда своего, пешком дошедшего до этого города Берлина, не посрамил.

Еле выбрались мы на свет божий, из этой женской оккупации. Сначала спрятали по глубже приобретенные «сокровища», закурили и задумались. Вроде дело хорошее сделали, подарков накупили, а расставаться, по домам разбегаться не хочется. В голове у обеих одна мысль: А как сейчас под «юбкой» хорошо! Рабочий день позади, там сейчас весь «гегемон» собрался, знакомых пруд пруди. Пивко холодненькое «ершистое», по горлу ласково «плавниками» царапает. Жуть, как хорошо.

– Обмыть я думаю, покупки надо, – хлопнул по карману, где лежала пудреница, Серега, – не обмоем, так и пудра тогда приставать не будет. Фигли, тогда покупал?

– А моя, не дай бог, морщинку, какую лишнюю увидит, – поддерживаю я его, – обмыть надо, и хорошо обмыть. Но без фанатизма

Срабатывает внутренняя локация, и мы как по команде, разворачиваемся в сторону «Юбки», отмечая на маршруте одну остановку в точке, отмеченной, как винно-водочный магазин.

Заметив в очереди знакомого, Серега прибегает к своему коронному , испытанному методу, орет,

– Колюха, тута я, тута!

Ввинчивается в плотную толпу и пропадает в лабиринте торговой точки. Через пятнадцать минут,

выходит из магазина с двумя «пузырями», оттопыривающими карманы брюк.

Протягиваю ему свою долю участия: трояк и рубль.

– Потом, – мотает он головой, – или пива на меня возьмешь.

2

Под «Юбкой» полный аншлаг. Даже ветераны на своих трещотках подтянулись

–Не стареют, душой, ветераны, – весело пропел Серега.

На «парковке» прямо у столиков, стояли две трехколесные мотоколяски, прозванные в народе « Я всю войну тебя ждала».

–Серега, давай к нам,– кричит нам от ветеранского столика, один из тех, кого дождалась мотоколяска, безногий Степанович.

Так как стулья под «Юбкой» выдаются только заслуженным ветеранам, мы, крепко пожав им руки, встаем, напротив, к их столику.

–У меня чего там, у «Маруськи» внизу отвалилось,– говорит Степанович, Сереге, – приварить бы надо.

«Маруськой» он ласково называет свою «инвалидку».

– Степанович, я для тебя, – прижимает тот, в знак безмерного уважения, руку к сердцу, – хочешь, сейчас сюда аппарат