– Да не к спеху, – оценивает его рвение ветеран, и кивает своему товарищу, – Плесни, в «чурюпочки»

молодежи.

«Чурюпочками» у нас называют стеклянные полулитровые банки, самую ходовую пивную тару под «Юбкой». Традиционные пивные кружки давно в прошлом. Частью разбитые, в случаях, когда они оказывались, последним «аргументом» в спорах. Частью, оказавшиеся дома, желанным трофеем.

В две трети пива, булькают треть водки, «ерш» начинает шевелить плавниками. Эту гремучую смесь изобрел гениальный человек, так как ничто больше, не достигает такого эффекта, при минимальных затратах.

Дальше все в памяти, какими – то скачками: Серега, накладывающий пудру на Степановича, из коробочки «моде ин». Я, нарезающий круги вокруг столиков, на мотоколяске, дождавшейся ветерана с войны…

Как хорошо было вчера, и как же плохо сегодня. Но это все поправимо. Надо только «ершика» в мутном пиве, перехватить. Тогда все по накатанной дорожке пойдет, все в колею впишется.

А время жмет. Уже вплотную крадется к одиннадцати. Магазины, скоро застонут от натисков толпы, а я до омерзения положительный, у которого, ни в «одном глазу» еще дома. Одеваться, одеваться, одеваться, категорически, без промедления. Но вот в этом, как раз, основной «облом» и есть.

Обследовал все , предполагаемые места, где вчера мог раздеваться. Даже к соседке на балкон, со своего балкона заглянул. На площадке перед входной дверью посмотрел, по подъезду пробежался.

А то было, как – то раз. Пришел после «встречи» друзей, думал уже дома. Разделся до трусов, а жена, только потом, дверь в квартиру открыла. А сейчас, вообще, одежды нигде нет. Глухо, как в танке, или, как там, у японцев – «чего искать кошку, если она давно убежала». А тут время убегает. Нет, руки опускать рано, – надеяться, искать, найти и одеваться!

– Ети-т, твою в коромысло, – вырвалось от души, когда я в неустанных поисках, добрался до ванной комнаты, с ужасом взирая на полную ванны воды. Воды, ровная гладь, которой, покрывала всю мою одежду: парадно – выходную, улично повседневную. Двое брюк, четыре рубашки, один полинявший спортивный костюм.

–Даже носки с ботинками, и те, не забыла, зараза – вспоминаю жену, смотря на стоящие в ряд, на дне ванны, зимние сапоги и летние ботинки, в окружении двух пар носков.

А мысли, о «ерше» колющимся плавниками горло, который уже собирается булькать в «черюпочках» друзей, будоражат мозг, предлагая все возможные варианты…

Решительно распахиваю шкаф. Разноцветной шеренгой развешаны женские одеянья, на одном конце, сантиметров десять пустоты. Отсюда мои шмотки, «купаться» ушли. В надежде на удачу, перебираю платья.

– Можно, конечно, но срамно, как-то бабье одевать, а так размер подходящий, – напрягают меня мысли. Но надежда тает с каждым платьем.

– Нет, точно боженька есть на свете, – кричу от радости, обнаружив под одним из последних платьев, красные с начесом шаровары. Тут же, не отходя от шкафа, примеряю.

– Как тут и было, – оглядываю находку в зеркале дверцы шкафа,

3

– Эти «ерши», отлично фигуру берегут, а говорят, что общаться с ними вредно. Вот сзади только, «купола» отвисают. Но ничего, курткой прикрою. «Корму» отрастила, мама не горюй, – вспоминаю жену, – а все на жизнь жалуется.

В прихожей пришлось задержаться. Все обшарил, ключей от квартиры нет. Но это уже мелочи, мелкие пакости, так сказать. Наматываю на ручки, по обе стороны шарф, и поплотнее притискиваю

дверь.

– Так постоит, я же ненадолго, – оцениваю я проделанную работу.

Свершилось.… Наконец-то на улице. В желтой суконной куртке с капюшоном, красных шароварах с начесом. На голых ногах – синие домашние шлепанцы. У подъезда озираюсь. Хоть сам, я, коренной «гегемон». Один из членов «диктатуры пролетариата», но осторожность, она и «диктаторам» не помешает. В таком наряде, как у меня, загреметь в дурдом, через «мусорную», как не фиг делать.

Окинув, внимательным взглядом, прилегающую к подъезду местность, короткими перебежками двинулся к цели.

Сразу за домом сквер. Филиал «ЦРУ», как мы его с мужиками зовем. Там в любое время, и в пургу и в грозу, сидят на скамейках пенсионеры, точнее пенсионерки. Мужиков, почти нет. Подбирают их преждевременно, всякие там «ограниченные контингенты», «горячие точки», инфаркты , да «ерши». А из-за этих «шпионок», пройти по скверу незамеченным нереально, вроде, как на елку влезть и не ободраться.

– Валька твой сегодня тверезый пришел, – идут отсюда сведения,– А твой, Нинка, мимо скамейки прополз, даже головы, сердечный, не поднял, не поздоровался. Ты его, поругай.

Как это ругать не будешь, раз сам приполз? А кто за него, здороваться будет? Мы же, муженьку твоему, чай, в матери по возрасту годимся…

На подходе к скверу, глубоко натягиваю капюшон, прибавляя шаг. Краем глаза, замечаю, как на ближайшей скамейке две «сексотки" ЦРУ», увидев меня, начинают креститься. Третья, краем платка, в каком-то бешеном темпе начала протирать очки. Не дожидаясь пока она протрет и «наведет резкость» для того, чтобы распознать «объект». Проношусь мимо, оставляя за собой громкие шлепки тапок, по голым пяткам. Отбежав на безопасное расстояние, оглядываюсь, вроде проскочил благополучно.

На подходе у «Юбки» замечаю «синеглазку». Водитель – «подосиновик» за рулем. Стремительно сворачиваю за угол, откуда скрытно веду наблюдение.

Из торгового отдела, занимаемого Клавкой, выходит старшина, бережно так, держа под ручку Сергея, кореша моего, сварного нашей бригады. Мило так, между собою беседуя, следуют до

«синеглазке», «воронку», «мусоровозу», это как кому по душе, вариантов тьма. Старшина знакомый, постоянно Степановича воспоминания слушает, при этом «ершом» не брезгуя.

Старшина дверь открыл, Серега назад сел, он вперед. Стартер с минуту визжал, пока мотор завелся. Чихнул «козленок мусорный» пару раз, и уехал.

Я сразу из укрытия выскочил и прямым ходом к «Юбке». Нутром чую, наконец-то среди своих. На наряд мой, все, ноль внимания. Тут и ни такое видели, удивить сложно.

Филиппок в прошлом году, на майские выходные, в тулупе, валенках и с посохом пришел. Как ходил Дедом Морозом, так и пришел. Только-только, сказал, все обошел. Тут по «одежке» не встречают, за модой, никто не гонится, пришел живой, уже хорошо. Пришел и пришел, остальное никого не волнует.

А Филиппком его прозвали, за маленький рост, что способствовало его славе, лучшего гонца. В любом магазинном столпотворение, он легко просачивается между ног, жаждущих, к прилавку…

Заслуженный ветеран, как полагается, на стуле. На столике перед ним, в ряд четыре банки с пивом.

Здороваюсь, крепко пожимая руку, и с вожделением взираю на пиво.

Поймав мой взгляд, хозяин банок, хитро прищуриваясь, спрашивает,

– Как смотришь на то, чтобы пивка глотнуть?

– Категорически пристально, – отвечаю я, и после кивка Степановича, хватая ближнюю банку. И вместе с достижением цели, с