– Как успехи, Егорыч? – Виктор дождался паузы в перепалке и обратился к сменному механику. Егорыч спрыгнул с платформы, подошёл и протянул руку.

– Новый горизонтальный вал вроде установили, скоро пробовать будем. Вот никак не могу добиться от представителя Ковровского завода, когда новые шестерни привезут. – Егорыч кивнул в сторону высокого человека в однобортной тужурке флотского покроя и белых туфлях, стоявшего на возвышении из сложенных шпал и невозмутимо наблюдавшего за ходом ремонта. – У них на заводе переполох, передали под управление НКВД, да что толку, это ж, ремонтные мастерские, надо цеха новые строить, а это ещё пару лет, вот и собирают экскаваторы из чего могут. Завтра приходи, будем запускать поворотный механизм, с котлом тоже закончили, колосники сменить осталось.

– Егор-рыч, мы уже все гаечки откр-рутили, – из-за котла показалось извазюканное в саже, улыбающееся лицо.

– У-у-у, шельма! – Егорыч театрально погрозил парню кулаком. Тот скрылся. Егорыч зацепил взглядом курившего около котла ещё одного парня: – Эй, Петька, новый колосник не забудь поставить.

– Ладно, Егорыч, иди, гоняй свою ватагу, – Виктор крепко пожал руку неунывающему старику и направился к дальним мосткам, выводящим из забоя.

9

Очередь к заветному окошку в деревянном строении, напоминающим сторожевую будку, растянулась метров на тридцать. У каждого получающего обеденную пайку в одной руке была миска или пустая консервная банка, пальцы другой руки сжимали заветный клочок бумажки с отметкой о выполненной норме. За выполнение нормы полагалось семьсот грамм хлеба и большой половник баланды, перевыполнившие получали килограмм хлеба, кусок вареной рыбы или мяса и порцию картошки или перловки. Отказники за своим трёхсотграммовым кусочком хлеба подходили позднее.

Иван передал дежурному бумажку, на которой значилось "110", протёр краешком рубахи дно миски, испещрённое царапинами, достал из-за голенища сапога деревянную ложку и сунул миску в окошко. Из ближнего к окну огромного котла шёл приятный дымок. Иван потянулся на запах, но дежурный ткнул того в плечо, и Ивану пришлось выпрямиться. Порция перловой каши нехотя перевалилась из небольшого половника в миску. Маленький кусочек мяса стал наградой. Иван воткнул ложку в кашу, прижал подмышкой ломоть хлеба и, двумя руками удерживая миску, торопливо отошёл к длинным, наспех сбитым, столам из обрезков кривых досок. Эту временную столовую под открытым небом предполагалось держать до ноября, пока достраивали пристройку к.сараю-кухне.

Чтобы есть стоя, столешница, расположенная на уровне груди, была вполне удобной. Иван загородил руками миску, оберегая её от возможных попыток бродивших рядом зеков лишить Ивана обеда. Не раздумывая, начал с мяса. Не особо церемонясь, прихватил зубами за край куска и потянул. Конина. Кусок достался вполне проваренный – волокна легко отделялись. Придавил нёбом, ощутил сладковатый вкус, в наслаждении, смежил глаза и, уже не в состоянии удержаться, жадно проглотил. Эту процедуру он проделал три раза и только потом стал черпать перловку. Теперь он позволял себе делать паузы и осматривать окружающих.

Каждый надёжно охранял свой обед. Между неплотных рядов столов бесшумно перемещались те, кому на сегодня было назначено только триста грамм хлеба и тоскливыми глазами просили оставить хотя бы ложку баланды. Выпросить удавалось немногим – прикармливать не практиковалось.

Мясо сегодня досталось не только Ивану. Справа, у самого края доски, исподлобья косясь на соседей, стоял худенький мужичок с большим чёрным родимым пятном над правой бровью. Иван не раз его встречал, слышал, что зовут Павлом. Тот владел большой железной миской, в диаметре сантиметров двадцать, похожей на тарелку. Странно, но такое блюдце он не обменял на что-то более практичное, хотя основная масса зеков довольствовалась маленькой мисочкой или консервной банкой с ржавчиной по краям. Павел неторопливо начал с жидкости в миске – черпал её ложкой, громко хлюпая и причмокивая. Закончив, он поднял миску над головой, аккуратно наклонил и залил остатки бульона в рот. Кусок мяса он оставил на десерт и теперь решил приступить к действию. Вероятно, какие-то светские нормы поведения заставили его отделять волокна конины прямо в миске, используя ложку в качестве подручного средства. Два раза ему это удалось, он неспешно пережёвывал, когда маленький кусочек мяса попадал в рот. Но потом случилось невообразимое. Павел прицелился ребром ложки в оставшийся в миске кусок, воткнул ее, надавил, и… переусердствовал. Кусок мяса стремительно выскользнул и вылетел из миски. Павел рефлекторно пытался удержать соскользнувшую ложку, но ладонь как-то неудачно попала и ударила о край миски и ложка полетела в другую сторону. Павел, от неожиданности, обомлел и на пару секунд замер. Выйдя из оцепенения, матюгнулся и сначала наклонился за ложкой, улетевшей на пару метров. Это была роковая ошибка. Из прохода к куску мяса, лежащему на земле, рванулся Шпингалет, вмиг схватил и, не замечая налипшей грязи, закинул в рот. Павел не мог поверить, приоткрыл рот, округлил глаза и уставился на Шпингалета. Тот, довольный, жевал. Павел в два прыжка подскочил к нему со спины, руками обхватил живот, и, с силой, несколько раз надавил.

– Сука, нет… пусть тебе поперёк встанет… не твоё…

Но юркий Шпингалет хлёстко ударил Павла костлявой рукой в пах и успешно заглотил злополучный кусок мяса. Павел согнулся.

– Я его на земле нашёл, теперь это не твоё. – Шпингалет назидательно погладил Павла по спине.

Иван отломил кусочек хлеба и подобрал им оставшуюся в миске клейкую массу. Тщательно облизал ложку, завернул в тряпочку и сунул в сапог под голенище, про себя отметил. "Практичнее надо быть: с мяса начинать".

Скамейка, рядом с входом в барак, не пустовала – пять человек оживлённо общались. Иван не спешил, шёл медленно, наблюдал, как двое громко ругаются. Один стоял, нависая над сидевшим, размахивал руками, что-то доказывал. Наконец, сидевший не выдержал, докурил, бросил остатки самокрутки в ржавое ведро, вскочил и решительно направился в сторону соседнего барака. Ему вдогонку неслось: "Туфта всё это!"

Иван остановился у скамейки.

– Вот скажи, Егор Фомич, – долговязый парень взволнованно продолжал, – как можно сто пятьдесят процентов дать на выборке грунта. Я к ним в забой заходил, там такая же глина, как у нас. Мухлюют, сволочи…

– Согласен, не дело это… – приземистый мужик с добрыми глазами глухо заговорил, – Ты, Коля, молодец, вроде новенький, а чувствуешь, чем кончится. На Беломорстрое, тоже пара бригад столбики переставляла. Десятников как-то уговорили, те покрывали. Проверяющие пришли только к сроку сдачи, это когда инженер не дал добро на затопление. Смотрят, на бумаге всё выбрано, а на деле работы, минимум, еще на три дня. Ну, начальство кричит: "Мы их накажем!", но на носу-то срок затопления участка, а посему, давайте вместе поднажмём. И знаешь, как-то с рук