class="p1">– Привет, Сутулый. Комнату покажи. Очень девушке надо.

– Так вы втроем будете сегодня?

– Нет. Сутулый, просто покажи комнату, – бесится Ваня, а я начинаю напрягаться. И запах из квартиры доносится не самый приятный. Какой-то кислый, что ли.

– Вань, знаешь, наверное, я что-то другое поищу.

– Точно? Ну и отлично.

– Нет-нет, – берет меня за руку Кирилл, да еще так больно. – Покажи нам комнату, Сутулый.

– Точно? Ну ладно, – пожимает он плечами и поворачивается сутулой спиной. Я упираюсь пятками, но Кирилл упорно ведет меня внутрь. И я, войдя туда, уже начинаю понимать, куда попала. Такие места я видела только в кино, но кислый запах, смешанный с мочой, дает прекрасное понимание ситуации.

– Кирилл, хватит, я хочу уйти!

– Куда же? А комната! Ты ведь хотела быть такой самостоятельной, – Сутулый доводит нас до белой двери, а мимо проходит несколько весьма нескромных девушек с глазами воспаленными, как после долгого недосыпа. Обе еще и умудряются улыбаться Кириллу. Дверь открывается, а от одного красного цвета в глазах рябит. Красные покрывала, красные шторы, даже ковер, и тот коричнево-красный.

– Отличная комната, мы берём.

– Что?

Я не буду здесь!

– На час или два?

Я резко поворачиваюсь к Ване, а он вдруг разворачивается и убегает.

– Вот тебе и жених, прям герой!

Странно, но вокруг начинается паника, а кто-то кричит.

– Аврал! Прячься!

Мы с Кириллом переглядываемся, он подхватывает меня под задницу и несет к выходу, но поздно, дверь выламывает ОМОН. И мы с Кириллом оказываемся на полу с руками за спиной.

– Кирилл? – шепчу я, поворачивая голову, пока нам надевают наручники. Мне бы плакать, но почему-то смешно. Ну не посадят же нас, в конце концов.

– Лучше заткнись, иначе когда я доберусь до твоей задницы, она будет такой же красной, как та комната.

– Ты все только обещаешь.

Глава 9. Кирилл

С тех самых пор, как по юности мне помогали подняться, я ненавижу просить помощи. И мне есть кому позвонить, чтобы решить проблему, но я не стал этого делать.

Просто даю на лапу нечестным офицерам, которые очень хотели продержать нас в камере семьдесят два часа. И если я бы это стерпел, то вот ситуация с Леной была не самая приятная.

Она же была в этом притоне, так что вполне понятно, за кого ее приняли.

И умом-то они могли понимать, что она не из проституток притона, но фантазия обычно работает быстрее логики. Особенно когда фантазия касается такой красивой самочки.

Такой, что будь мы в другой реальности, в других обстоятельствах, я обязательно бы предложил ей свободу за определенного рода услуги. Я бы обязательно сковал ее руки наручниками, а в рот бы вставил член, чтобы она не болтала всякие глупости. Я бы заставил ее сосать до тех пор, пока бы не кончил ей глубоко в горло, а потом бы смотрел, как сперма стекает по ее подбородку, как марает кофточку, как высвечивает твердые камушки сосков. И, конечно, после такого я бы никуда ее не отпустил, чтобы продолжать наслаждаться тугим горлом и мягкими губками. Я бы сорвал с нее грязные шмотки и уже вскоре заставил бы встать раком, прямо в камере. Чтобы выпороть ее, а потом оттрахать, наслаждаясь криками и эхом, отбивающимся от стен.

– Синицын! – нагло и бесцеремонно вырывают меня из мыслей. В открытом проеме стоял офицер, с которым я давеча договорился. Худой, но с приличным таким пузом. – На выход!

– А племянница? – проще было соврать.

– Ее тоже выпустим. Но впредь не шатайтесь по притонам. Ее легко спутать, – он глумливо смеется, а я не выдерживаю. Только мне позволены эти вот фантазии. Беру его за грудки и к стене камеры прижимаю. Не сильно, но настойчиво.

– Ей восемнадцать. И по ней видно, что она не девочка с улицы.

Он бычится, морда краснеет, и он бы рад меня снова упечь, но предложенная сумма – это его месячный оклад. Он не дурак, чтобы отказываться.

– Знаешь, поработав по таким притонам, я тебе могу сказать, что там есть самые разные девочки. И не все они выглядят, как шлюхи. И более того, многим из них еще далеко до совершеннолетия. Так что присматривай за своей племянницей, красавчик, – убирает он с себя мои руки.

Я отпускаю его и понимаю, что во многом он прав. Что еще больше прибавляет раздражения в отношении Лены. Ну как можно быть такой беспечной?! Ее приводят спустя пару минут, и она, помахав всем, выходит со мной на улицу. Я же не могу на нее смотреть, потому что единственное желание – стереть эту улыбку затрещиной.

– Вот это было приключение.

Ну все, блядь! Разворачиваюсь и нависаю над ней. А она только глазами хлопает и часто дышит.

– Ты действительно считаешь, что это было забавно? Смешно? Весело?

– Ну ничего же не случилось! Ты дал ребятам денег, и мы уже на свободе. Прошло-то пару часов. Еще даже не стемнело.

– Ты реально дура? Ты не понимаешь, что собирался сделать с тобой Ванечка?

– Он бы не стал. Мы же в одном коллективе. Может, попытался бы, но не стал. Я бы сказала нет и…

Блядь, как же хочется преподать ей урок, просто чтобы понимала, что далеко не каждый остановится после женского «нет». Вот только страшно представить, к чему этот урок приведет меня. Остановиться, когда ей только исполнилось шестнадцать, было просто, а вот остановиться, когда ей восемнадцать, и она сама не явно, но намекает, что не против, будет тяжело. Очень тяжело. Прямо вот как сейчас тяжело не встряхнуть ее как следует.

– В одном коллективе, говоришь? И это бы его остановило? Мою сестру пытался изнасиловать ее партнёр по танцам. Друг, с которым она дружила много лет. По вашим вот этим балетным танцам. Только потому, что она взяла главную роль и спала не с ним. Она тоже говорила «нет», она кричала, чтобы он остановился, но он почти сорвал с нее одежду и был готов надругаться.

Лена широко раскрывает глаза, сильнее сжимает сумочку в руках.

– Но его же остановили? Ты сказал, что только попытался.

– Остановили, – киваю я, но говорить подробности не собираюсь. Достаю телефон, который мне вернули, и вижу, что он севший. – Отлично, теперь и такси не вызвать.

– Можно же на метро, – предлагает Лена, пока я купаюсь в мерзком океане воспоминаний о том, как совсем пацаном услышал крики сестры и сумел выбить дверь. Хорошо, она деревянная была. – Кирилл…Сергеевич.

– То есть ты чувствуешь свою вину, но все равно зовешь меня Сергеевичем, – я